Культура  ->  Литература  | Автор: | Добавлено: 2015-03-23

Повесть В. П. Астафьева «Пастух и пастушка»

Больше полвека, что минуло после Великой Отечественной войны, не ослабили интереса общества к этому историческому событию. Время демократизма и гласности, осветившее светом правды многие страницы нашего прошлого, ставит перед историками и литераторами новые и новые вопросы. И наряду с традиционно рассматриваемыми произведениями Ю. Бондарева, В. Быкова, В. Богомолова в нашу жизнь входят «не терпящие полуправды» романы В. Астафьева «Пастух и пастушка», В. Гроссмана «Жизнь и судьба», повести и рассказы В. Некрасова, К. Воробьева, В. Кондратьева. Это писатели (1923-1925 гг. рождения), попавшие на войну в 18-20 лет, разделили участь миллионов рядовых «работяг войны» и, уцелев, оглянулись на свою фронтовую юность. Спустя много лет они поняли, что война не ушла от них, живет в их памяти и сердцах:

Я не участвую в войне,

Она участвует во мне(Ю. Левитанский).

«Роковым препятствием на благородном человеческом пути была и остается война – самое безнравственное деяние из всех, какие породил человек». И потому не умолкает война в творчестве Виктора Астафьева. О тех молодых парнях, с которыми пришлось писателю воевать, но которым не довелось дожить до Победы, и написал он одну из лучших, по-моему, одну из самых «трудных и больнее доставшихся ему вещей» – повесть «Пастух и пастушка». В этой повести воссоздан образ чистой любви, жизнь человеческих душ, войной не смятых, не подавленных.

«Память – это свойство души хранить сознанье о былом» – читаем в словаре В. И. Даля, то есть хранить знание о прошлом, каким бы оно ни было, а память о подвиге – долг потомков хранить как святыню. В этом, на мой взгляд, актуальность моей работы.

Время показало, что советским людям было что защищать в той войне, для них она была в полном смысле Отечественной, ибо они защищали свою землю, свои семьи, не щадя жизни.

Поэтому очень важно показать юному поколению значимость подвига, совершенного нашими отцами и дедами во имя спасения страны и ее будущего

Л. Н. Толстой считал вершиной человеческой мудрости христианские заповеди, главная из которых «Не убий!». Вот почему он в своих произведениях («Севастопольские рассказы» и «Война и мир») разрушает романтические представления о войне, отрицает ее, считает величайшим проявлением зла, «противным всей человеческой природе событием», показывает ее аморальность и разрушительную силу. Одним из продолжателей толстовских традиций в изображении войны был наш земляк, В. П. Астафьев.

В творчестве В. Астафьева наиболее значительны две темы (и обе могут быть сопоставлены с аналогичной тематикой произведений Л. Толстого): «человек и война», «человек и природа».

Как и в романе Л. Н. Толстого, главная мысль повести «Пастух и пастушка» – проклятие войне и тем, кто ее затевает, его интересовала не столько война, сколько то, как она действует на человека, как влияет на его судьбу и характер.

Мир и война, человек и война, жизнь и смерть, добро, милосердие и зло – такова проблематика и романа «Война и мир», и повести «Пастух и пастушка». Как и автор «Севастопольских рассказов» и романа «Война и мир», В. Астафьев считает войну, исполненную «крови, грязи, страданий, смерти», «самым гадким делом» людей (Толстой). На войне он, следуя толстовской традиции, видит и изображает не солдата, а человека в солдате. Оба художника едины в убеждении, что кровавая военная бойня нравственно калечит и растлевает людей. При этом в повести Астафьева эта мысль распространяется не только на неправых, нападающих, но и на защищающихся.

Размышляя об этой повести, критик Валентин Курбатов видит художественное открытие писателя в том, «что это книга», показывает «главное- это несовместимость войны и жизни, это невозможность уцелеть на войне, даже возвратившись с нее без единой царапины».

В. П. Астафьев (как и Толстой) показывает, что война калечит человека физически, нравственно, опустошает душу, «исстрачивает» человека. И все-таки лучшие их герои остаются на войне спасителями человеческих начал жизни и ее ценностей.

Утонченно психологическая повесть «Пастух и пастушка» - повесть-притча, романтическая в своей основе, призывает читателя к философскому осмыслению жизни. «Современная пастораль» - такой подзаголовок, многое определяющий и поясняющий в идейном звучании произведения, дал писатель своей повести, в которой есть любовь, есть счастье – эти главные приметы традиционной пасторали.

Пастораль – так определил В. П. Астафьев жанр своей повести. Обратимся к словарю литературоведческих терминов. Пастораль (от лат. Pastoralis) - жанр античной пастушеской поэзии, изображавшей деревенскую мирную жизнь пастухов, к середине ХIХ века исчезнувший в русской литературе. Пастораль - это форма так называемой буколической литературы, повествующей о нежной любви людей в естественных условиях, когда влюбленным никто не мешает и они счастливы на фоне природы, довольные собой и миром, в котором нет житейских невзгод, никаких столкновений. В пасторалях пейзаж всегда мирный, жизнь безмятежна. Бурная событиями эпоха не является содержанием пасторали.

В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова «Пастораль – драматическое или музыкальное произведение, идиллически изображающее жизнь пастухов и пастушек на лоне природы». В «Кратком словаре литературоведческих терминов» (составитель Тимофеев Л. И. ) дается такое определение «пасторали»: «Вид литературы, рисующий идеализированную жизнь беззаботных пастухов и пастушек среди вечно прекрасной природы. В переносном смысле пастораль имеет иронический оттенок как состояние нежности, тишины, однако с долей жеманства, притворной сладости».

Из всех определений мы видим, что пастораль можно считать символом мира, тишины, любви, нежности, доверия друг другу. Но недаром В. П. Астафьев рядом со словом “пастораль” поставил слово “современная”, как бы подчеркнув тем самым жестокую определенность времени, безжалостного к человеческим судьбам, к самым трепетным и тонким порывам души. В основе “современной пасторали” – один из катаклизмов ХХ века – Великая Отечественная война. В повести соотнесены два антагонистических явления: любовь, то есть созидание, жизнь, и война – разрушение, смерть. Повесть В. П. Астафьева “Пастух и пастушка” невозможно читать без слез.

Много еще до сих пор не найденных, безымянных могильных холмов, затянутых травою, сравнявшихся с землею Перед таким холмом опустилась на колени женщина, героиня повести, большую часть своей жизни потратившая на то, чтобы у полосатого железнодорожного столбика с цифрой (какой же далекий этот километр: “Посреди России!”), на сигнальном кургане, отыскать могилу с пирамидкой. Немолодая уже женщина, потому и шла она тяжело, и дышать ей было трудно, и “сердце то частило, то отваливалось в беззвучье”, и глаза ее когда-то “невзаправдашно” красивые – уже отцвели. Таким началом повести В. П. Астафьев погружает нас в атмосферу войны, густо насыщенную болью, неистовством, ожесточением, страданием, кровью.

Почему же повесть называется “Пастух и пастушка”? Первая часть повести заканчивается описанием гибели старика и старухи, которые до войны “пасли колхозный табун. Пастух и пастушка”. Мирная деревенская жизнь уничтожена войной, убиты пастух и пастушка, но “они лежали, прикрывая друг друга, обнявшись преданно в смертный час. Хведор Фомич пробовал разнять руки пастуха и пастушки, да не смог и сказал, что так тому и быть, так даже лучше – вместе на веки вечные” – и в этих строках доказательство той великой силы любви, которая не подвластна войне, несущей смерть.

Пастух и пастушка – символ повести. И в своих воспоминаниях о детстве Борис не случайно обращается к этим образам: “музыка была сиреневая, и танцевали двое – он и она, пастух и пастушка. Лужайка зеленная. Овечки белые. Пастух и пастушка любили друг друга, не стыдились любви и не боялись за нее. В доверчивости они были беззащитны. Беззащитные недоступные злу – казалось мне прежде”Любовь главных героев повести – Бориса и Люси – оказалась беззащитной перед злом войны.

В своем неприятии войны В. П. Астафьев следует за великим Л. Н. Толстым, который считал: “Одно из двух: или война есть сумасшествие, или, ежели люди делают это сумасшествие, то они не совсем разумные создания, как у нас почему-то принято думать”. Так, в первой же картине боя Астафьев показывает истребление людей каким-то исчадием темных, нечеловеческих сил. На этом существе – “густые волосы”, “руки его длинные, с когтями, ноздри зверино вывернуты, и уши как у нетопыря - лопухами”. Борису Костяеву кажется, что “пророк небесный с карающим копьем низвергается на землю, чтобы наказать за варварство людей, образумить их”. “Холодом, мраком”, а значит, смертью веяло во время рукопашной – этого страшного человеческого побоища. Такова у Астафьева персонификация войны, возникшая, вполне возможно, под прямым воздействием толстовского взгляда на войну как на “противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие”. Он рисует не столько фронт, не огненную черту сражения, а некую внеэмпирическую, абсолютную «тьму», темноту, помрачение.

Звучание мотивов «кромешной темноты», схватки «в ночи», где ничего разобрать уже было нельзя, усиливается тем, что сам уровень боя сведен до штыков, лопаток, что Мохнаков кричит, «взрыдывая», что танки «безглазыми чудовищами возникают из ночи», и стрельба «густеет», а лица людей превращаются в черные маски:

«в адовом столпотворении то сближались, то проваливались в геенну огненную и во тьму, зияющую за огнем, ощеренные лица. Снеговая пороша в свете делалась черной как порох и пахло порохом

Черная пороша вертелась над головой, ахали гранаты, сыпалась стрельба, грохотали орудия. Казалось, вся война была сейчас здесь, в этом месте, кипела в растоптанной яме траншеи, исходя удушливым дымом, ревом, визгом осколков, звериным рычанием людей».

Порча мира зашла столь далеко, что все природные краски претерпели изменение, а естественного человека вообще нет. Это сделано осознанно.

При таком сгущении батальных красок уже стали почти неразличимы солдаты обеих – нашей и фашистской – армий.

Вспомним слова Толстого, которыми он завершает изображение Бородинской битвы: “Хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады были бы перестать, какая-то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкались и задыхались от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей”

Следуя толстовской традиции, В. П. Астафьев считает и изображает войну, исполненную уничтожения и смерти, «самым гадким делом на земле» Он показывает, что война - беспрестанный, изнуряющий труд, труд физический и главное – душевный: “И наши, и чужие солдаты попадали в лежку, жались друг к другу”. Надвигающийся на людей танк одинаково страшен и ненавистен как для молодого русского лейтенанта Бориса Костяева, так и для немца, хотя танк немецкий. И оба пытаются остановить его гранатой или автоматной очередью. Так живые люди-враги – захватчики и защитники – на мгновение объединяются против уничтожения и смерти, которую всем им несет слепая железная машина – символ войны. В толстовской книге безумие взаимного истребления людей подчеркивалось прямо противоположным пафосом и строем природной жизни – тихих и торжественных облаков, мудрого неба над полем Аустерлицкого сражения – и противоестественностью для природы такого состояния, когда на цветущих полях и лугах лежат мертвые, а трава и земля пропитаны кровью. Вот описание поля Бородина после сражения: «Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, на которых сотни лет собирали урожай и пасли скот крестьяне» Одним из художественных приемов, используемых писателями, является противопоставление между мудростью природы, с одной стороны, и безумством людей, - с другой: “Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте Опомнитесь. Что вы делаете?” – как бы говорит участникам страшного человеческого побоища дождь, пробуждая у них сознание “ужаса своего поступка”.

Не только в изображении ожесточенного побоища в его противоестественности человеку, но и в решении темы милосердия Астафьев близок Толстому. Сцены на перевязочных пунктах перекликаются в “Войне и мире” и “ Пастухе и пастушке” не просто отдельными деталями; писатели едины в понимании сострадания и любви человека к человеку как нормального для людей состояния. “И лежали раненые вповалку: и наши и чужие, стонали, вскрикивали, иные курили, ожидая отправки”, - эта фраза Астафьева словно со страниц “Войны и мира”. Русскому военному врачу – “из тех вечных “фершелов”, что несут службу в лесных деревушках или по старым российским городишкам”, - в “Пастухе и пастушке” помогает пленный “легко раненый немец, должно быть из военных медиков”. Оба перевязывают, “не спрашивая и не глядя: свой это или чужой”. “Фершел” Астафьева, время от времени затягивающийся “козьей ножкой из легкого табака”, - в своем отношении к страдающим людям – такой же подлинный гуманист, как и толстовский хирург на бородинском поле, оперировавший князя Андрея и поцеловавший его после операции.

Близки толстовским и психологические наблюдения Астафьева над “на войне живущим” (А. Твардовский) человеком. Вот в “Войне и мире” солдат- крестьянин Платон Каратаев, находясь во французском плену, шьет рубашку своему охраннику-конвоиру. Что это, юродство? Непонимание того, кто друг и кто враг? Непротивление злу? Или собственно человеческое сопротивление дурману людской вражды и ненависти, которые несет с собой война? Ведь подобно этому толстовскому герою поступает и “перемотанный бинтами” российский сержант у Астафьева. Сам едва живой, он, “послюнив цигарку, прижег и засунул ее в рот недвижно глядевшему в пробитый потолок пожилому немцу.

– Как теперь работать-то будешь, голова? – невнятно из-за бинтов бубнил старший сержант, кивая на руки немца, замотанные бинтами и портянками. – Познобился весь. Кто тебя кормить-то будет и семью твою? Хюрер? Хюреры, они накормят!. ”

И на войне лучшие герои Толстого и Астафьева остаются людьми мира, не ослепленные ненавистью и злобой губителями чужой и своей жизни, но спасителями ее человеческих начал и ценностей. Это позволяет им чувствовать родственных себе людей и среди недавних ожесточенных противников, не смешивая подневольного французского или немецкого солдата с их кровожадными фюрерами – Наполеонами и Гитлерами. В “Войне и мире” таковы главнокомандующие русской армией Кутузов и шестнадцатилетний партизан Петя Ростов. Воюя, в отличие от императора Александра I, не ради воинской славы России, а для спасения русского народа, Кутузов отказывается, когда французские полчища бегут из России, ценою жизней своих соотечественников окружать, разбивать и пленять завоевателей. Юный Петя Ростов мог подражать окружающим, “зверски выкатив глаза”, кричать при виде царя “ура!”, мог повторять вслед за взрослыми слова “всем пожертвуем”, мог восхищаться человеком войны – холодным и жестоким Долоховым. Но самое главное, по мысли Толстого, что он смог сделать в своей жизни, - это полюбить такого же, как сам, маленького пленного француза-барабанщика.

Та сцена толстовской книги, где русские и добровольно вышедшие к ним из леса замерзшие французские солдаты, обнявшись, поют своеобразный гимн вечному миру(“Vive Henry Quatre”), не просто символична: это вполне актуальный пример и для нынешнего человечества. Трагический опыт двух мировых и многих локальных войн, пережитых людьми в последнее столетие, однако, глубоко драматизировал аналогичный эпизод в повести Астафьева. Перед группой пленных немцев “из оврага выбрался солдат в маскхалате, измазанный глиной. Лицо у него было будто из чугуна отлито – черно, костляво, с воспаленными глазами

“Немцы, отвалившись от костра, парализовано наблюдали за солдатами.

– Греетесь, живодеры? Я вас нагрею! <> Солдат в маскхалате подпрыгивал так, будто подбрасывало его землею, скаля зубы, что-то дико орал и слепо жарил куда попало очередями.

<>– Маришку сожгли-и-и! Селян всех всех загнали в церковь. Всех сожгли-и-и!”

В итоге, когда не немцы, а свои же, повалив стрелявшего на землю, вырвали у него автомат, он “уткнулся лицом в снег и зашелся в беззвучном плаче”.

Итак, вместо толстовского братания военных противников в сходной сцене “Пастуха и пастушки” русский солдат едва не совершает бесчеловечное убийство пленных. Значит ли это, что Астафьеву представляется наивной идея Толстого о возможности человеческого единения на войне? Но ведь и астафьевский израненный сержант проявлял участие к бывшему врагу.

В целом Астафьев не расходится с Толстым и в последней сцене “Пастуха и пастушки”. Если изображенный здесь русский солдат, обезумев от невыносимого горя, стреляет уже не опасных, безоружных немцев, то и носящий имя Христова апостола Андрей Болконский, подразумевая разорителей-завоевателей его страны, говорит: “Я не брал бы пленных”. Таким образом, Толстой (а вслед за ним и Астафьев) утверждает, что война неимоверно ожесточает даже самых лучших. Ведь не изверг же князь Болконский, говорящий: «Не брать пленных, а убивать и идти на смерть!» Правда, на следующий день он искренно прощает и своего злейшего врага; но вот Долохов, действительно, хладнокровно велит пленных французов расстрелять.

Самое страшное, что война делает человека другим. Интеллигентный юноша Борис Костяев, сын учителя, мать его из рода ссыльного декабриста Фонвизина, мечтательный и светлый юноша, в бою теряет себя, «вопит» и «визжит», а солдат расстреливает пленных немцев потому, что другие немцы сожгли его деревню, жителей спалили живьем, загнав их в церковь. Показывая картины боя, горящего танкиста, ярость и ненависть, неизбежные на войне, писатель утверждает мысль: если пуля и не убьет человека в бою, война отнимет у него все силы, порой исчерпав их все до конца, не оставив ничего для жизни.

И в изображении Толстого война способна, таким образом, ожесточить и самого человеческого из людей. Однако у Астафьева мы видим уже не просто ожесточение, но в полном смысле слова деморализацию его отдельных героев войной. Она провоцирует в человеке подобное ей самой, калечит его духовно и нравственно. Далеко не случайно, что во внешнем облике обезумевшего “солдата в маскхалате” есть нечто общее (лицо “будто из чугуна”, дикий крик) с тем странным звероподобным существом, которое появляется в начале ночной схватки русских и немцев, равно ужасая тех и других.

В показе Астафьева война опустошает и навсегда отравляет людей не только нежных, деликатных, органически не способных к насилию, но порой и физически крепких, мужественных и душевно грубоватых. Эта мысль в “Пастухе и пастушке” художественно конкретизирована в судьбах таких разных солдат, как старшина Мохнаков и молодой лейтенант Борис Костяев. Оба они уцелели в жесточайшем бою, которым открывается повесть, оба при солдатской удаче могли бы живыми прийти с войны. Но тот и другой, хотя и по разным причинам, сами не могут вернуться к мирной жизни. Раскрывая эти причины, Астафьев уже не только творчески наследует толстовское понимание воюющего человека, но и существенно дополняет его знанием, открывшимся писателю двадцатого столетия.

В повести «Пастух и пастушка», произведении большого философского смысла, наряду с людьми высокого духа и сильных чувств, писатель создает образ старшины Мохнакова, способного к насилию, готового переступить черту человечности, пренебречь чужой болью. Трагедия Бориса Костяева становится еще яснее, если пристальнее вглядеться в один из центральных образов – старшину Мохнакова, не случайно проходящего рядом с главным героем.

Мохнаков во многом нравственно убит войной, разрушен начисто. И единственное его состояние просветления, повторяющееся, вероятно, после каждого боя – это крик отчаяния:

- Где же моя пуля-то? Что ее так долго отливают?

Сам подвиг Мохнакова страшен как для своих, так и для врагов. Немец в танке, навстречу которому идет Мохнаков, испытал предсмертный ужас, увидев этого солдата с гранатой: «этот русский с тяжелым ссохшимся лицом идет на смерть». Но несет ее, смерть, и ему

Борис Костяев – еще способен уцелеть, спастись в кромешной темноте ожесточения, одичания, устоять перед нивелирующей силой войны, ее «порчей». Хотя многое и в нем разбито, раздроблено. Астафьев повторяет дважды: «Неустойчиво все во взводном, в голове покачивается и звенит еще с ночи»; «сосредоточил разбитое внимание на огне в печке», «оборонясь от жалости и жути, Борис зажмуривал глаза»

Борис еще способен, в отличие от Мохнакова, выйти из войны тем же хрупким, доверчвым, наивным ребенком, каким он пришел на нее. И первой всю необычность, хрупкость, уязвимость Бориса почувствовала Люся, узнавшая свою кромешную тьму (жизнь в оккупации, все унижения красоты).

Кто она? Люся – женщина с истерзанной судьбой на войне и в ее окрестностях, жизненный опыт которой не просто грешен, но и страшен, «антипасторален». Она боится этого своего страшного опыта: «Ты меня еще чуть-чуть потерпи!» Даже темнота сближает их, но не рождает таинства, а наваливается «гнетущим ожиданием». И не выдержав этой тоски, Люся закурила «по-мужицки умело и жадно». И призналась, что от своего «младенца», от знаков покинутого детства она гораздо дальше, чем Борис: «Я ж говорила тебе, что старше тебя лет на сто!» И ее приход на могилу Бориса - это свидетельство восхождения, просветления, начатого, но не оцененного ею, в том 1943 году. Она лишь много лет спустя доросла до Бориса.

Сильный и смелый работник-практик, старшина Мохнаков превращен войной в хладнокровного и опытного бойца, умеющего на секунду опередить противника и взять над ним верх. Но, став вполне солдатом – человеком войны, Мохнаков невольно и вольно подавил в себе бывшего крестьянина-земледельца с его мирными и миролюбивыми интересами и побуждениями. “ Он, - говорит о Мохнакове Астафьев, - никогда не вступал в такие частые средь бойцов разговоры о том, как станет жить после войны. Он мог быть только военным, умел биться, стрелять, и больше ничего”. Сам старшина скажет: “Я весь истратился на войну. Весь! Сердце истратил Не жаль мне никого, меня бы палачом над немецкими преступниками, я бы их!” Мохнакову не жаль и русскую девушку Люси, за которую он, казалось бы, только что сражался, но которой он готов овладеть силой. В борьбе старшины с войной не он победил ее, а она его, превратив в свое орудие. И когда война пошла на убыль, жить Мохнакову стало нечем и незачем: он добровольно и без необходимости выбрал, бросившись с гранатой под немецкий танк, не жизнь, а смерть.

Молодой лейтенант Борис Костяев – человек нравственно чистый, впечатлительный и справедливый. Этими чертами он близок толстовскому князю Андрею. Но, в отличие от него, он умирает не от раны и не потому, что, подобно герою Толстого, предпочел христианскую любовь “ко всем” эгоистической любви к одной, самой дорогой для него женщине. Не просто сохранить в себе человеческое на войне. Но Борис Костяев сохраняет нравственную чистоту. Перед Люсей он предстает «с безгрешным взглядом, по-мальчишески, по - школьному смущенным». «Зенки школьные, непорочные», - говорит о нем старшина Мохнаков, когда Борис, предотвративший насилие над Люсей, не испугался, «не зажмурился, не отвел взгляда». Война не смогла уничтожить в Борисе то высокое, что делает человека человеком.

«Светлый ты парень! Почитаю я тебя. За то почитаю, чего сам не имею», - говорит Борису Мохнаков, «весь истратившийся на войне».

Среди жестокости, крови и смерти, наперекор войне вспыхивает целомудреннейшее, чудеснейшее из чувств, самое великое чувство – любовь. Любовь нежная и пламенная, преданная и высокая, прекрасная и трагическая.

Любовь обрушилась на Бориса. Она проходит через страх, смущение, любопытство, интерес, желание защитить к самым высоким своим проявлениям, от « высокоторжественных немот до полного попрания души»: «Женщина! Так вот что такое женщина»

Как чудо вошла в жизнь и судьбу Бориса Люся. Вошла как самая непостижимая загадка: «Никак она не постигалась, эта женщина или девушка все в ней вроде бы и близко, а не схватишь, все вроде бы доступно – просто, но и одного взгляда хватало, чтобы убедиться, как пугающе глубоко и далеко что-то скрыто в ней»

В повести «Пастух и пастушка» обстоятельства встречи героев и возникновения любви – чрезвычайные, исключительные. Всего одна ночь, и в описании этой ночи, чистой, страстной, мы слышим гимн любви. Их отношения чисты, целомудренны, нравственны. Кажется, что Борис и Люся в своем неожиданном и прекрасном чувстве были предназначены друг другу.

«- Я всю жизнь, с семи лет, может быть, даже раньше, любила вот такого худенького, лупоглазого мальчика и всю жизнь ждала его. И вот он пришел!.

- И ты знаешь, знаешь, с тех пор я начал чего-то ждать».

«Уходила куда-то старая дорога, заросшая травой, и на ней два путника – он и она. Бесконечной была дорога, далекими были путники, чуть слышна, почти невнятна сиреневая музыка я слышу твою музыку Я слышу тебя»

Астафьев показывает, как из ада войны и смерти наперекор им произрастает любовь. «Мы рождены друг для друга вот появилась на свет душа, которая может чувствовать ее печаль, жалеть ее и слышать все-все, что есть в ее душе прижавшись друг к другу, сидели они, соединенные этой душевной тягой».

Духовной, просветляющей любовью, озаряются герои Астафьева. Любовь эта становится единственной на всю жизнь в судьбе Люси и Бориса. Почему же умер Борис? На этот вопрос отвечает сам автор: «Жажда жизни рождает неслыханную стойкость – человек может перебороть неволю, голод, увечье, смерть, поднять тяжесть выше сил своих. Но если ее нет, тогда все остался от человека мешок с костями». Астафьев показывает, что смерть героя определили не физические, а духовные, нравственные причины. Любовь – символ жизни. А война, противная человеческой природе, «ежедневно, ежечасно и ежеминутно эту жизнь убивает. Она истончает человека. Борис думает: Зачем? Для чего? Убивать или быть убитым? Не-ет, не-ет, нет!»

Смерть поселилась в Борисе, потому что он устал от войны: «В выветренном почти уже нутре поднялось что-то, толкнулось в груди и оборвалось в устоявшуюся боль и дополнило ее свинцовой каплей. Нести свою душу Борису сделалось еще тяжелее». Невыносимо жить со свинцом в груди Мы видим, что жизнестойкость в Борисе уходит.

Безмерная тоска по Люсе, которая «жгла его жаркой красной корью после краткой, зарницей вспыхнувшей и погасшей радости», делает Бориса отрешенным, разъединяет его с Вселенной, миром, людьми. Покорность судьбе и смерти, безысходности поселяются в нем. И потому «ровно бы ничего он не слышал, ровно бы все, что происходило вокруг, откликалось не в нем, а в другом каком-то человеке». Вот откуда такое тоскливое недоумение: «Лю-у-у-уся-а-а! Да была ли ты, Люся? Была ли?» И потому, когда «на большой дымной станции из станционного дыма вдруг явилась женщина с фанерным баулом, та единственная женщина, которую он уже с трудом, по глазам только узнавал, хотя прежде думал, что в любой толпе, среди всех женщин узнает ее сразу», он думает: не видение ли это? «Перед ним лишь клубился сиреневый дым, и в загустевшей глубине его плыла, качалась, погружаясь в небытие, женщина с иконописным глазами». И Борис тоже уходит - в небытие. Когда Борис понял это, он восклицает: «Я не хочу! нет! не хочу!!!».

Он молод Кажется, молодая, весенняя гроза, которая гуляла в пологих полях и гналась за санитарным поездом, могла бы воскресить его и дать силы. «Все встрепенулось в лейтенанте, грудь его потеплела, с глаз сошла пелена слез все представало перед ним в обновленном, вешнем сиянии. Он улыбнулся тому давнему, радостному волнению захотелось еще и еще так же волноваться» Но « поезд оторвался от земли, от рейсов, тоже уходил, нет, плыл за край плоской земли, в тихий мрак. Борис понял вдруг – в небытие. “Я не хочу! Нет! не хочу!!!”» - восстает он против смерти. «И сердце тоже не желало останавливаться, сильно ударилось в исчахшую жестяную грудь. Но больше его ни на что не хватило. Оно сжалось, подпрыгнуло и выкатилось за окно, буквально в бездонном омуте земного пространства». Последние силы его оставили

Рана Костяева, которую он получил уже после встречи с Люсей – его первой и единственной любовью, не была смертельной, а нежное и сильное чувство к Люсе было взаимным. Но, отправленный на излечение в тыл, он в санитарном поезде не проявляет воли к жизни, в свою очередь выбирает смерть. Почему же?

В. П. Астафьев, показывая картины боя, горящего танкиста, ярость и ненависть, неизбежные на войне, утверждает мысль: если пуля и не убьет человека в бою, война отнимет у него все силы, порой исчерпав их все до конца, не оставив ничего для жизни. Пройдя через войну, Борис Костяев не смог бороться за свою жизнь и умирает от совсем легкой раны. Война не дала состояться пасторали. Убитые во время артобстрела старики, сельские пастух и пастушка умерли вместе, прикрывая друг друга в минуту смерти. Борису, которому еще нет двадцати, и Люсе не дано было ни прожить счастливо жизнь вместе, ни умереть вместе.

Здесь несомненно одно: угасание героя определили не физические, но духовные, нравственные причины. Как и Андрей Болконский, Костяев не первый раз был ранен, не впервые видел растерзанных в ожесточенных побоищах людей и их гибель. Казалось бы, он постепенно свыкся с этими буднями войны. Но пришла любовь – символ жизни, и весь ужас войны, ежедневно и ежечасно эту жизнь убивающий и топчущий, с новой силой потряс нравственное существо астафьевского героя, сделав его неспособным жить среди массовой смерти.

Астафьев энергичнее, чем Толстой, подчеркивает, что его герой умирает не вследствие ранения. «Страшно, когда слово «смерть» делается обиходным, как слова: есть, пить, спать, любить», - говорит Борис. Выбор Бориса – смерть – является осознанной невозможностью продолжать существование в мире-хаосе. Борис не хочет «существовать», он хочет «жить». Борис попробовал настоящую жизнь – любовь, и, поняв невозможность ее вернуть, он теряет и жажду к жизни.

Смерть Бориса – не от раны – от тоски, от невозможности вернуться «в войну», его выпадение из войны (а такие состояния переживали многие!) писатель изобразил так, что о каком-либо малодушии, испуге перед врагом, вообще о поиске исключительной судьбы («довоюете, мол, без меня!») читатель не задумался. Герой платит за свое решение своей судьбой. Тоска Бориса, еще не раз увидевшего, как испорчен войной мир, так и не сумевшего « запечатать» душу определяется людьми как некое «скисание», давящее одиночество. Ему советуют: «Имайся за травку-то, имайся за вешнюю! Она выташшит! В ней, знать, какая сила камень колет!» Он не услышал этих советов «Сам знакомых сколько в те годы закопал, а будто так и надо, - вспоминал однажды о своих фронтовых дорогах в беседе с критиком Курбатовым Астафьев. – А вот он, Борис Костяев, в «Пастушке» не влез в эту привычку, не вынес страсти такой».

Обратимся к началу и финалу повести «Пастух и пастушка». Повесть начинается и заканчивается рассказом об одинокой женщине, опустившейся на колени перед могилой единственно любимого человек: «Как долго я искала тебя!» Маленький безвестный полустанок в степи. Могила с пирамидкой, могильный холм, через годы и годы уже сросшийся «с большим телом земли». Что значит этот холм для пришедшей сюда женщины с печальными глазами?

В нем ее счастье, ее любовь.

Такая кольцевая композиция заметнее выявляет лиризм повести, ее идею. Война оборвала любовь, но любовь не погибла, а осветила всю жизнь и память человека. Память неподвластна времени, она преодолевает смерть, преодолевает время Она продлевает любовь – и поэтому любовь нетленна. Чувство Люси к Борису живо, живы ее преданность и желание соединиться с любимым: «Совсем скоро мы будем вместе Так уже никто не в силах разлучить нас».

Заключение.

Итак, содержание современной пасторали В. П. Астафьева «Пастух и пастушка» органично выражает философское раздумье писателя о войне.

В. П. Астафьев, изображая войну и человека на войне, следует традициям Л. Н. Толстого. В произведениях Толстого («Война и мир») и Астафьева («Пастух и пастушка») общая проблематика: война и мир, человек и война, жизнь и смерть, добро, милосердие и зло. Оба писателя считают войну «самым гадким делом» людей, приносящим «кровь, грязь, страдания, смерть»; оба художника едины в убеждении, что война нравственно калечит людей.

Война в произведениях Толстого и Астафьева персонифицирована, показана как «противное не только человеческому разуму, но и всей человеческой природе событие».

Близок Астафьев к Толстому и в решении темы милосердия, писатели едины в понимании сострадания и любви человека к человеку как нормального для людей состояния.

Близки толстовским и психологические наблюдения Астафьева над человеком, «на войне живущим». И на войне лучшие герои Астафьева и Толстого остаются людьми, не ослепленными ненавистью и злобой губителями чужой и своей жизни, а спасителями ее человеческих начал и ценностей. Хотя оба писателя отмечают, что война способна ожесточить и самого человечного из людей, провоцирует в человеке жестокость, подобную ей самой, калечит его духовно и нравственно. Причем в показе Астафьева война опустошает и навсегда отравляет людей не только нежных, деликатных, органически неспособных к насилию, но порой и физически крепких, мужественных и грубоватых.

Можно отметить и различия в изображении войны и человека на войне. В. П. Астафьев выбирает необычный жанр: произведение можно назвать психологической повестью-притчей, сам же автор определил жанр произведения как «современная пастораль», введя образы-символы пастуха и пастушки как доказательство великой силы любви, которая неподвластна войне, несущей смерть. В произведении Астафьева необычная кольцевая композиция, подчеркивающая основную идею повести: война оборвала любовь, но любовь не погибла, а осветила всю жизнь и память человека. Кроме того, В. П. Астафьев правдиво показал роль женщины на войне, убеждая читателя в противоестественности этого.

«Эта война должна быть последней! Последней! Или люди не достойны называться людьми!» - на пределе человеческого произносит главный герой повести, погибший в неумолимом, «неразборчивом, всепожирающем огне войны». Здесь мы слышим голос В. П. Астафьева, который предостерегает: «Люди! Это не должно повториться!»

Но та война не стала последней

И сегодня, когда в мире льется кровь, В. П. Астафьев, познавший и прошедший через огонь Великой Отечественной войны, страстным словом своей притчи призывает людей жить в мире. И любить

« В «Пастухе и пастушке» Астафьев выходил к мысли, к которой человечество еще никак не готово, несмотря на жаркие свои заверения о миролюбии Это была первая повесть победителя о том, что война как средство решения мировых вопросов – есть стыд человечества, его горе, его проказа» – так определил смысл и значение повести критик Курбатов. Так что повесть «Пастух и пастушка» писалась не для тех, кто прошел войну, а для тех, кто живет сейчас и кто будет жить после нас.

Глоссарий.

Буколика – род литературных произведений, в которых идеализированно описывается пастушеский и селянский быт на лоне природы.

Пастораль - драматическое или музыкальное произведение (в европейском искусстве 14-18 вв. ), идиллически изображающее жизнь пастухов и пастушек на лоне природы.

Комментарии


Войти или Зарегистрироваться (чтобы оставлять отзывы)