Тема Кавказа в произведениях русских писателей

Около двух столетий назад как одна из важных и волнующих тем возникла в русской литературе тема Кавказа. С самого начала встреча с Кавказом обернулась для русской литературы не просто освоением доселе неведомого внешнего объекта, а диалогом, без которого уже невозможно представить само ее внутреннее развитие.

Много написано об этом уникальном уголке земного шара, перекрестке торговых и миграционных путей, на которых издревле сходились народы, отличающиеся своеобразием хозяйственного и бытового уклада, традиций и религий, языка и культуры в целом.

Первые сведения о Кавказе встречаются у древнегреческих мореплавателей, посещавших за много веков до нашей эры сказочную Колхиду, над которой «высилась неведомая гора, треть ночи освещаемая солнцем», встречаются сведения о Кавказе также и в русских летописях, в «Слове о полку Игореве» (XII век), в «Хождении за три моря» Афанасия Никитина (1466-1472 гг. ). И все-таки русская общественность в начале XIX века очень мало знала о Кавказе. (В XVI-XVII веках создаются различные сказания, содержанием которых являются события из истории Грузии. В XVIII веке Кавказ воспевали М. В. Ломоносов в своих одах, затем Н. М. Карамзин, А. Н. Радищев в стихотворной повести «Бова» и в поэме «Песнь историческая», Г. Р. Державин в «Стихах на покорение Дербента», в оде «На возвращение из Персии через Кавказские горы графа В. А. Зубова», В. А. Жуковский в нескольких стихах в «Послании к Воейкову». ) Кавказ оказался как бы белым пятном на карте молодой русской литературы. Однако этот край с давних пор привлекал к себе внимание путешественников, ученых, литературоведов, историков. Значительную роль в разжигании интереса сыграли газетные и журнальные статьи и заметки, содержащие географические, историко-этнографические сведения, а также официальные сообщения о событиях Кавказской войны (с 1817 года Россия вела борьбу с разрозненными горскими племенами, объединившимися в борьбе за свободу под знамёнами Шамиля), рассказы солдат.

Многих русских писателей манил Кавказ, таинственный край, «где люди вольны, как орлы». Кавказ называли «Тёплой Сибирью»; туда, в действующую армию, ссылали неугодных царю представителей передовой интеллигенции. На Кавказ стремились молодые люди, желая побывать в «настоящем деле», туда стремились и как в экзотическую страну чудес.

Грандиозный образ Кавказа впервые наиболее полно был воспроизведен А. С. Пушкиным в поэме «Кавказский пленник». В. Г. Белинский писал, что «с легкой руки Пушкина, Кавказ сделался для русских заветною страною не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страною кипучей жизни и смелых мечтаний!» . С появлением "Кавказского пленника" тема Кавказа прочно входит в русскую литературу, приобретая значение литературной традиции.

Геокультурный образ Кавказа можно охарактеризовать как систему представлений автора о территории, которая строится на основе эстетического восприятия природы, этносов, социальных объектов данного региона. Однако тема Кавказа в русской литературе - это не только отражение (воссоздание, воспроизведение) кавказской жизни, тех или иных ее сторон, это и сложившееся представление о феномене Кавказа, выступающее в роли некой многогранной словесной символики, служащей изобразительно-выразительным средством для изображения и выражения отнюдь не только кавказской действительности, т. е. кавказская тема выступает не только в роли «означаемого», но и в роли «означающего», если прибегнуть к структуралистской терминологии. В иных своих аспектах литературная тема Кавказа оборачивается неотрывной темой самой русской жизни и русской судьбы - так распорядилась история.

Величественная природа этих мест, быт и нравы горских народов, минеральные воды, тепло, горы с одной стороны, и обстановка сражений, героизм солдат – с другой. Так было сто лет назад, таким видится Кавказ и сейчас. Правда, наш современник обязательно добавит еще и такие понятия, как «террор», «ваххабизм», «беспредел», а у кого-то возникнут и другие, ностальгические ассоциации: «курорт», «санаторий» и «отпуск». Но я уверена, что по результатам этого незамысловатого социологического опроса лидировать с большим отрывом будет слово «война». Подобная картина наблюдается и у наших писателей: синие горы и бескрайние просторы являются не только предметом эстетического любования, но и фоном военных действий.

Тема русско-кавказской войны многократно подвергалась художественному исследованию как в русской, так и в национальных литературах. Обращение к данной теме болезненно, но вполне логично и объяснимо, так как исторические реалии и ситуации, легшие в её основу, имеют тенденцию к повторению. Культурным кодом этой войны стал сюжет о «кавказском пленнике». Сначала у А. С. Пушкина (1820), позже у Л. Н. Толстого (1872) и др. Любовь правоверной мусульманки к неверному, к врагу, становится архетипическим сюжетом русской культуры, дожившим до наших дней.

Тема Кавказа сейчас как никогда актуальна. Это связано и с антитеррористическими операциями в Чеченской республике, и усложнение отношений с Грузией в связи с введением визового режима, и споры вокруг Абхазии, и вооруженные конфликты в Дагестане, Ингушетии. Таким образом, то обстоятельство, что мы стали ныне свидетелями, если не участниками, нового этапа взаимоотношений России и Кавказа, говорит и об актуальности попытки осмысления некоторых значимых страниц истории, связанных с упомянутым «феноменом Кавказа» в русской литературе.

Исходя из актуальности темы Кавказа автор данной работы ставит перед собой следующую цель: изучить такое актуальное для современной России явление, как феномен Кавказа, и посмотреть, как данное явление находит отражение в литературе XIX (в эпоху романтизма на примере «Кавказского пленника» А. С. Пушкина и в эпоху критического реализма на примере «Кавказского пленника Л. Н. Толстого») и в литературе XX века (на примере «Кавказского пленного» В. С. Маканина).

Для достижения данной цели необходимо решение следующих задач:

✓ посмотреть, как тема Кавказа раскрывается в «Кавказском пленнике» А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого и в «Кавказском пленном» В. С. Маканина;

✓ раскрыть в ходе работы, какие изменения наблюдаются в трактовке данной темы в разные литературные эпохи.

В соответствии с целями и задачами работа состоит из введения, 3 глав, заключения и списка использованной литературы

ГЛАВА I

ТЕМА КАВКАЗА В ПОЭМЕ А. С. ПУШКИНА

«КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК»

«Кавказский пленник» - первая из четырех романтических, так называемых «южных», поэм А. С. Пушкина. Она была написана в 1820-1821 гг. во время южной ссылки поэта (напечатана в 1822 году). Это - первая романтическая поэма А. С. Пушкина. Поэт, создавая ее, ставил перед собой несколько задач. Во-первых, создать поэтический образ нового, «романтического героя», переживания которого близки самому автору и в то же время характерны для эпохи. «Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19-го века», - писал А. С. Пушкин В. П. Горчакову в октябре - ноябре 1822 года. Вторая задача - противопоставить отвергаемой романтиком обыденной, прозаической действительности яркие и впечатляющие картины могучей и дикой природы Кавказа и быта черкесов. А. С. Пушкин очень много работал над этой небольшой поэмой. В разделе «Из ранних редакций» приведен первый вариант начала поэмы, носившей название «Кавказ». Отвергнув этот вариант, А. С. Пушкин начал писать снова, упорно работая над каждым образом, каждым словом и выражением. Дописав поэму в черновике до конца, он трижды переписывал ее собственноручно набело, всякий раз то уничтожая написанное, то вставляя новое, то меняя композицию произведения.

А. С. Пушкин воспользовался в своем «Кавказском пленнике» сюжетной формулой, подсказанной разгоравшейся на Кавказе войной (русский в плену у горцев). Местом действия поэмы стал район Пятигорья, где он побывал в 1820 году с семьей генерала Раевского («Кавказский пленник» посвящен Н. Н. Раевскому, сыну генерала, близкому другу молодого поэта, поддержавшему его во время тяжелых событий весны 1820 года, предшествовавших ссылке на юг. ). Основные события войны разворачивались все же в некотором удалении от Кавказских вод, и, понимая это, поэт признавался в письме к Н. И. Гнедичу, что «сцена моей поэмы должна бы находиться на берегах шумного Терека, на границах Грузии, в глухих ущельях Кавказа. ».

Реальным источником для «Кавказского пленника» могли стать отголоски истории Дельпоццо и рассказ о злоключениях майора Павла Швецова, взятого в плен чеченцами 6 февраля 1816 года. Случай этот получил особую известность благодаря тем решительным мерам, которые предпринял генерал А. П. Ермолов для освобождения своего офицера, считавшегося одним из лучших в Кавказском корпусе. Известно также, что А. С. Пушкин составлял планы кавказского романа, где нападение черкесов и похищение играли в развитии сюжета не последнюю роль

Считается, что А. С. Пушкин первым в русской поэзии воплотил в «Кавказском пленнике» тему Кавказа не по чужим рассказам, а опираясь на непосредственные впечатления (жил на Кавказских минеральных водах в июне-августе 1820 года). Была тенденция в нашем литературоведении 20-х гг. относить «южные поэмы» А. С. Пушкина к «байроническим» (влияние «восточных поэм» Д. -Г. Байрона) и в этом, прежде всего, видеть их значение. Но сам А. С. Пушкин ценил в поэме именно отражение кавказской жизни. В1829 году во время новой поездки на Кавказ, по пути в Арзрум, на одной из станций Военно-Грузинской дороги записал: "Здесь нашел я измаранный список «Кавказского пленника» и, признаюсь, перечел его с большим удовольствием. Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено, верно». А в черновом варианте «Путешествия в Арзрум» добавлено: «Сам не понимаю, каким образом мог я так верно, хотя и слабо, изобразить нравы и природу виденного мною издали».

Очень важен в поэме исходный момент - то, каким образом герой оказывается в «диком», чуждом для него окружении. В пушкинском «Кавказском пленнике» мотивировка основной сюжетной ситуации, казалось бы, совершенно очевидна: черкесы захватывают героя в плен. Но почему пушкинский пленник вообще оказывается на Кавказе? Что его туда влечет? (Ведь, как отмечалось исследователями, он не офицер, а путник,- значит, его пребывание на Кавказе нельзя объяснить долгом службы). Как явствует из текста поэмы, пленник, разочаровавшись в светской жизни, бежит в далекий край потому, что его влечет туда веселый призрак свободы, и потому, что он надеется успокоить там воспоминание о несчастной любви. Мы встречаемся здесь со стабильной «мифологической» моделью. «Мир разделен на две сферы: область рабства, власти предрассудков и денег: «город», «двор», «Рим»- и край свободы, простоты, труда и естественных, патриархальных нравов: «деревня», «хижина», «родные пенаты». Сюжет состоит в разрыве героя с первым миром и добровольном бегстве во второй. Романтический сюжет освобождения - это не переход, а уход. Он имеет исходную позицию - и направление вместо конечной точки. Он принципиально открыт, поскольку перемещение из одной зафиксированной точки в другую для романтизма - синоним неподвижности. » В поэме «Кавказский пленник» автор поставил перед собой цель - воспроизвести характер молодого человека своего времени, неудовлетворенного действительностью и охваченного жаждой свободы. Объясняя свой замысел, поэт писал: «Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи XIX века». После опубликования поэмы наиболее чуткие критики отметили широкую распространенность характера, нарисованного А. С. Пушкиным. Резкое недовольство всем окружающим, всем общественным укладом, при котором жизнь представляется тюрьмой, а человек - узником; пламенное стремление к свободе; свобода как предмет почти религиозного культа - это одна сторона мироощущения революционных романтиков 20-х годов девятнадцатого века.

Таким образом, А. С. Пушкин запечатлел в поэме момент душевного узничества в истории русского общества. «Пленник – это - герой того времени, - подчеркивал В. Г. Белинский, - в котором уже были намечены черты героев нашего времени со времен А. С. Пушкина. Но не А. С. Пушкин родил или выдумал их: он только первый указал на них, потому что они уже начали показываться еще до него, а при нем их было уже много». «В этом отношении, - замечал В. Г. Белинский – «Кавказский пленник» есть поэма историческая». «В таком же смысле «исторической» является поэма А. С. Пушкина и по своей проблематике. Столкновение вольнолюбивого героя с общественной средой - глубоко не удовлетворяющим его, презираемым им «светом» - разрешается А. С. Пушкиным в соответствии с излюбленной сюжетной схемой романтиков: бегство из мира культуры в мир первобытной, «естественной» жизни. «Отступник света, друг природы», герой-одиночка, страстно ищущий свободы, покидает «родной предел» и летит «в далекий край» - на дикий, первобытный Кавказ». Романтики стремились увести поэзию от воспроизведения ненавистной им обыденной жизни в мир необычного, экзотики географической или исторической, в страны, где и природа и люди были непохожи на привычные, знакомые образы людей и природы, в экзотический мир. Там поэты-романтики находили нужные им образы природы - могучей и мятежной, и образы людей - гордых смелых, свободных, не затронутых еще европейской цивилизацией.

Яркая, дикая природа традиционно является фоном для повествования романтической поэмы. Сила, масштабность, яркость выражают внутреннее состояние героя, который бежит из России от «степи в душе» к Кавказу. Пленник, являющийся романтическим героем, всю свою жизнь направляет к идеалу. Для романтизма характерно расхождение между мечтой и действительностью. Романтик не удовлетворен действительностью, разочарован в ней и, мечтая о лучшем, создает образы и картины жизни, отвечающие его идеалам. Он изображает исключительные, особенные характеры, которым соответствует исключительность обстановки, обстоятельств. Здесь и проявляет свои необыкновенные качества герой произведения. Романтическое произведение обычно строится на необыкновенных и даже фантастических событиях, составляющих основу сюжета. Композиции свойственны резкие контрасты, противопоставления. Автор ставит героев в острые, необычные положения, в которых с особенной яркостью проявляются черты их характера. Природа, на фоне которой происходит действие, воспроизводится обычно в причудливых, контрастных, ярких красках, действие нередко переносится в далекие страны, проходит в необычной диковинной обстановке. Но А. С. Пушкин не стал придумывать лжеобраз, он представил в образе идеального места Кавказ.

Кавказ, по своей сущности, отличается от любого другого уголка России своей величественной красой, недосягаемыми вершинами обледеневших гор. Вечнозеленые растения, лучи солнца, проскальзывающие через горы, которые защищают этот край от уничтожения, чистый горный ручей, напоминающий шепот, снежные вершины, пытающиеся проткнуть небо Вся эта атмосфера таинственности не могла не привлечь обыденный взор. Почему передовые люди государства бежали именно сюда? Прежде всего, они хотели почувствовать природу, стать её частью, подчиняться ей, а не «грозному владыке». (««Восточный стиль» стал не только модой, но для передовых кругов литературы – символом освободительной героики по преимуществу. Такова была функция вообще национального колорита в поэзии начала XIX века». ) «Духота» того времени как бы заставляла бежать на чистый, свободный Кавказ.

Из выше сказанного следует, что Кавказ становится не только символом свободы, но и новым источником божественного вдохновения, новым Парнасом (Парнас - поприще поэтов, их Олимп вдохновения. ).

Автор не рассматривает Кавказ как угрозу для жизни, он только «рисует» его величие, но не величие природы над человеком. Не внушает страха могущественная стихия, а манит к себе, обещая «свободу, равенство и братство».

А. С. Пушкин описывает природу ярким, образным языком. Поэт использует высокую торжественную лексику («Престолы вечные снегов», «колосс двуглавый», «очам») для того, чтобы подчеркнуть возвышенность чувств, важность переживаний. Здесь поэты могут творить, вдохновением пропитана вся природа, каждая капля росы, здесь чистые мысли посещают человека. Экзотичность Кавказа не просто манит, а захватывает и наполняет «великолепными картинами» всю дальнейшую жизнь хоть в Сибири, хоть в столице. Сердце, наполненное Кавказом, никогда не потухнет. В такой среде, несомненно, должны жить такие же свободные гордые люди, «сыны Кавказа», «гнездо разбойничьих племен». К ним А. С. Пушкин и оправляет пленника. Создается контраст: русский-пленник и горцы - свободный народ. Возникает парадоксальная ситуация. Кавказская война была направлена именно на то, чтобы подчинить себе этот плодородный край, в котором все пропитано свободой. Но оказывается так, что мы, русские, становимся духовными пленниками этого края, пленниками свободы. Почему? Неужели климат влияет на характер нации? К этим вопросам я думаю, обращался и А. С. Пушкин, который во время своей Южной ссылки увидел противоречия двух миров, загадки окружающего бытия. Мне кажется, что характер горцев закалялся веками. Вокруг них были одни враги, желающие забрать себе кусочек «сладкой» земли. А им, горцам-воинам, нужно было защищать себя, детей, в конце концов, свою независимость от турков, персов, русских «К войне заранее приучаясь» , росло каждое поколение свободолюбивого народа.

А. С. Пушкин сравнивает горцев со зверями, озлобленными на весь русский народ, они не хотят никому и никогда подчиняться, это вольнолюбивый народ. Горцы ценят дружбу, свободу, они властвуют над своими женщинами, исполняющими роль «хранительницы очага», у горцев развито чувство собственности. Русских они воспринимают как людей, желающих отнять у них свободу, землю, дом, очаг, семью, память.

Наблюдательность А. С. Пушкина помогла ему создать верные картины быта горцев, малознакомого тогдашним читателям. Признавая, что эти слишком разросшиеся описания недостаточно связаны с сюжетом, он все же был ими доволен. «Черкесы, их обычаи и нравы, - писал он, - занимают большую и лучшую часть моей повести; но все это ни с чем не связано и есть истинный hors-d’ceuvre (с франц. придаток, привесок)». ««Местные краски» в «Кавказском пленнике» при небывалой дотоле в русской литературе поэтичности отличаются конкретной «географической» точностью»; по словам В. Г. Белинского, «дышат чертами ярко верными».

«Пушкина явно не удовлетворяло внешнее воспроизведение данного стиля [восточного стиля], словесных признаков данной культуры, только в сознании читателя соотносимое с комплексом представлений о ней. Его не удовлетворяло то, что данная культура воссоздается по-субъективистски, то есть только в ее «духе», в эмоциях, в сущности, принадлежащих поэту и читателю, а не людям изображаемой культуры Перед Пушкиным стояла уже с 1820 года, вероятно, в это время не осознанная, но творчески настоятельная задача – не намекнуть на чужую культуру, а так сказать, влезть в душу человека чужой культуры, изобразить его внутренний мир таким, какой он есть, и понять его в окружении объективной реальности природы, быта, склада всей его жизни, породившей этот внутренний мир. В последнем и заключалось прежде всего гениальное новаторство Пушкина. Он искал объективных обоснований для субъективных переживаний. в «Кавказском пленнике» субъективистская система Байрона уже взрывалась изнутри объективным изображением этнографического материала, описанием жизни кавказских горцев и объективным пейзажем. »

Обязательным мотивом для романтической поэмы на данный сюжет была любовь красавицы-дикарки к пленнику. У А. С. Пушкина этот мотив был наполнен серьёзным смыслом: рисуя отношения черкешенки, дочери простого народа, обладающей цельностью натуры, и пленника, вольнолюбивого, разочарованного, поэт размышлял о проблеме «естественного» человека и человека «цивилизованного», о губительном вторжении современной цивилизации и современных страстей в патриархальный мир. (Вообще все эти суждения с той или иной долей полноты укладываются в рамки бинара «Запад-Восток», если вспомнить традиционно сложившееся в русском художественном сознании название Кавказа - «Русский Восток». ) И А. С. Пушкин снова возвеличивает горцев, вставляя в произведение «деву гор», способную любить, любить безответно, любить врага. Она пошла против своего народа, её сердце, сердце красивой девушки, не выдержало, жалость к невиновному русскому заставила её влюбиться, но не смогла заставить влюбить пленника в себя. Да он и не может любить, он - пленник, пленник свободы, любви, чувств, жизни. Его внутренний мир задушил воздух самодержавной России, он - отшельник.

Оба героя ищут счастья, то есть полноты жизненных ощущений. Два чувства олицетворяют счастье – свобода и любовь. Пленник ищет свободы, думая, что она заменит ему «сладострастие» «жизни молодой». Черкешенка, напротив, жаждет любви. Герои действуют в поэме в соответствии с внутренними побуждениями, надеясь изменить свои судьбы и достичь счастья, но они постоянно сталкиваются с внутренними и внешними препятствиями, которые мешают им, отдаляют от них желанный идеал. Пленник, искавший внутренней свободы, оказывается рабом. Воскресший душой и готовый любить черкешенку, пленник неожиданно видит ее смерть. Черкешенка, полюбившая пленника, встречает мрачное разочарование и не угасшее еще чувство любви к другой.

Сюжет поэмы отражает конфликт между ложной цивилизацией и естественной жизнью горцев, между страстями, истребляющими чувства, и полнотой жизнеощущения. Однако родственность душевных устремлений героя и вольных нравов горцев не могла скрыть разности между психологией «европейца» и психологией черкесов, порожденной необычным укладом их жизни. Вольность черкесов привлекла пленника, но в принципе она особая, совершенно иная. «Дикая» вольность черкесов не соответствовала идеалу свободы в представлении пленника. Поэтому черкесская «песня свободы» не стала песнью русского. Точно так же любовь черкешенки не похожа на любовь «европейца». Любовь черкешенки, готовой забыть ради любви свободу и родину, к чему она призывает и пленника, не могла найти отклика в душе «европейца», который понимал любовь иначе. «Очевидно, европейский человек байронического «склада» со своей культурой и менталитетом в «естественной» среде производит не созидательную, а разрушительную работу. Недаром симпатии критики были отданы черкешенке, поскольку пленник, разрушив ее духовный и душевный мир, ничем это разрушенное не возместил. Вырвав ее из среды «угрюмой лени» и «сна», он превратил ее в рабу нового, чужого для нее чувства со всеми вытекающими трагическими последствиями. Черкешенка вступает в конфликт не столько с героем, сколько со своей средой, и гибнет. Ее «прозрение» стоит ей жизни. Таким образом, драма героя в поэтическом плане провоцирует трагедию героини Таков конечный итог вторжения разочарованного «байронического» героя в духовную сферу «младенствующего» народа. » История пленника и черкешенки подчеркнула нравственное превосходство «девы гор» над «европейцем».

«Кавказский пленник» А. С. Пушкина состоит из посвящения, части первой и второй, черкесской песни, эпилога, много раз полемически оспоренного, и примечания. Что касается примечаний, они составляют органичную часть текста произведений А. С. Пушкина, и литературоведы не высказывают по этому поводу иного мнения. Читатель, по существу, имеет перед собой своеобразную тетралогию, в которой исторический акцент поставлен на эпилоге. Он-то и оказался в центре тех споров, которые развернулись вокруг исторической точки зрения А. С. Пушкина на события Кавказской войны. Так, например, В. Ф. Переверзев утверждал: «. Эпилог производит впечатление какого-то нелогичного хода, звучит диссонансом: начато, как говорится, за здравие, а кончилось за упокой. Сюжет поэмы и его развитие плохо вяжутся с одой на победу и одоление Кавказа, которой поэт заключил в виде эпилога свое произведение. Он кажется каким-то инородным телом в составе поэмы, свидетельствуя о том, что в ней еще не сведены концы с концами. Отношение к культуре и натуре еще не определилось, носит двойственный, неуверенный характер, полно сомнений и колебаний».

А. С. Пушкин смог точно передать менталитет горцев. Быть в постоянном состоянии войны - таково бытие этих «младенствующих» с точки зрения цивилизации народов и такова их «ценностная» ориентация. Поэт сумел прояснить экзистенциальную подоплеку процесса «самоистребления» народов Кавказа. Он же точно обозначил и социальные последствия, которые в истоках своих связаны с менталитетом. И все-таки в поэме «черкес» не столько осуждается автором, сколько прославляется за воинственность. Поэт восхищается тем, что он, «черкес», «гроза беспечных казаков», «исполнен огненной отваги», тем, что «кровавый след за ним бежит».Как видим, «Кавказа гордые сыны» не услышали слов «обиды от лиры русского певца».

Здесь следует подчеркнуть, что такое воинствующее поведение горцев, их постоянная готовность к войне и реализация в разных акциях этой готовности вызвали со стороны России соответствующую реакцию, имевшую, конечно, множество и других аспектов, но сводимую к простейшему психологическому комплексу, ставшему взрывоопасным в связи со сложившейся геополитической обстановкой в России в первой трети XIX века. Вступление России в войну с горцами создало фактически патовую ситуацию, когда ни одна из сторон не могла достойно выйти из конфликта. А. С. Пушкин, наблюдая эту ситуацию, прекрасно понимал, что при реальном соотношении сил рано или поздно война закончится победой русских, но в соответствии с неизбежной исторической закономерностью, которую никто не мог в данный момент изменить, за это нужно заплатить кровью. Правда, до конца войны было еще очень далеко, но поэт, опережая время и в этом плане, скажет в Эпилоге, считая эту войну бессмысленной: «Смирись, Кавказ: идет Ермолов!» Поэт не собирался воспевать завоевательную политику русского правительства. «Пылкий» Цицианов, «бич Кавказа» Котляревский, Ермолов, от приближения которого «Восток подъемлет вой»

«Стихи эпилога «окровавились» не только кровью горцев, но и «нашей кровью». И в этом месте звучит уже глас истории, а не поэта, одержимого идеей имперского величия. Для А. С. Пушкина не было дилеммы «что было бы, если бы. ». В реальной исторической ситуации это «если бы» не предполагалось. А. С. Пушкин ощущал горечь кровопролития и вместе с тем предвидел выход - торжество мира, когда наступит баланс экономических, социальных, политических, духовных факторов.

Историческая интуиция подсказывала поэту мысль о возможности снятия противоречий в результате «глобального» процесса гармонизации отношений во всемирно-гражданственном плане. »Прогнозируемый А. С. Пушкиным мир, о котором он поведал в приведенных последних стихах эпилога, вытекал из идеи согласия как итогового баланса сил в процессе решения противоречий крупного исторического масштаба. Исход локального конфликта осмысливался А. С. Пушкиным в системе исторических универсалий. Это говорит о том, что поэту была доступна глубина философско-исторического мышления.

О значении Кавказа для творчества А. С. Пушкина еще при жизни его писал Н. В. Гоголь: «Исполинский, покрытый вечным снегом Кавказ, среди знойных долин поразил его, и с тех пор кисть его приобрела тот широкий размах, ту быстроту и смелость, которая так дивила и поражала только что начинавшую читать Россию Он один только певец Кавказа: он влюблен в него всею душой и чувствами; он проникнут и напитан его чудными окрестностями, южным небом»

А. С. Пушкин, как видим, прорывается через пограничные «заслоны» романтической эстетики слова, которая ему, впрочем, нисколько не мешает, а даже помогает, расширяя инструментарий художественной выразительности, что потом отзовется в творчестве М. Ю. Лермонтова и далее - Ф. М. Достоевского с его устремленностью к реализму в «высшем смысле». «Художественный феномен «романтического» творчества А. С. Пушкина имеет и еще одну сторону, которую можно по достоинству оценить, если привлечь к этому известную формулировку Г. -Ф. Гегеля, который определил прекрасное как чувственную видимость идеи. Он имел в виду, разумеется, «абсолютную идею». На наш взгляд, не будет преувеличением сравнить идею А. С. Пушкина о всеобщей гармонии и всемирном гражданском согласии с той идеей, которая у Гегеля образует мировую субстанцию».

ГЛАВА II ТЕМА КАВКАЗА В РАССКАЗЕ Л. Н. Л. Н. ТОЛСТОГО

«КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК»

В середине прошлого столетия на Кавказе шла тяжелая, кровопролитная война. Царь Николай I послал свои войска завоевывать кавказские земли. Жившие там горские народы оказали упорное сопротивление царским войскам. (С конца 20-х годов Кавказская война расширяется по своим масштабам из-за возникшего в Чечне и Дагестане движения горцев под знаменем мюридизма, составной частью которого был газават – «священная война» против «неверных», т. е. русских; в основе этого движения лежало стремление верхушки мусульманского духовенства к созданию феодально-теократического государства - имамата. Яркой фигурой этой войны был Шамиль. ) На крутых горных дорогах, в лесах и ущельях, на переправах рек горцы устраивали засады, брали русских солдат и офицеров в плен. Русские обозы двигались от одной крепости к другой только под усиленной охраной.

Л. Н. Толстой прибыл на Кавказ в 1851 году и прослужил здесь до начала 1854 года, участвуя в военных действиях сначала в качестве добровольца, а затем юнкера и офицера. Его привело сюда серьезное внутреннее побуждение - мучительный поиск своего места в обществе, цели жизни. Л. Н. Толстой сблизился с новыми для него людьми - офицерами, солдатами, казаками. Об интенсивности духовной жизни Л. Н. Толстого этого времени свидетельствует тот факт, что в первый год кавказской службы он написал «Детство». Кавказ сыграл очень важную роль в жизни и творчестве писателя. «Решение ехать на Кавказ, - писал он, - было мне внушено свыше Я чувствую, что здесь я стал лучше». «Я начинаю любить Кавказ, - признавался Л. Н. Толстой в своем дневнике, - в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи - война и свобода». А в письме к А. А. Толстой он сформулирует то главное, что дал ему Кавказ: « Живя на Кавказе, я стал думать так, как только раз в жизни люди имеют силу думать Никогда, ни прежде, ни после, я не доходил до такой высоты мысли, как в это время». Его первые рассказы о Кавказской войне - явное тому свидетельство.

«Кавказский пленник» был написан в более поздний период творчества (к тому времени Л. Н. Толстой являлся автором таких шедевров, как «Война и мир», «Анна Каренина» и др. ). Создавая для школьников свою «Азбуку», Лев Николаевич написал рассказ, в котором отразилось происшествие, случившееся с ним самим. Однажды он и его друг - чеченец Садо далеко отъехали от своего отряда и чуть не попали в плен. Когда друзей стали настигать чеченцы, Л. Н. Толстой мог легко уйти от них на своем резвом коне, но тогда бы он бросил в беде друга. У Садо было незаряженное ружье, но он делал вид, что целится в преследователей, и кричал на них. А те хотели взять Садо и Л. Н. Толстого живыми и потому не стреляли. Друзья успели подъехать к крепости Грозной, так что часовые их увидели и подняли тревогу. Конные казаки выехали из крепости, и чеченцы повернули в горы.

Кроме того, писатель встречался с офицерами, попавшими в плен, и расспрашивал их обо всем в подробностях. Исследователь биографии Л. Н. Толстого Н. Н. Гусев считает, что писатель также был хорошо знаком с повестью «Кавказский пленник (быль)», напечатанной в 1838 году в журнале «Библиотека для чтения», автор которой пожелал остаться неизвестным, и с напечатанными в журнале «Русский вестник» «Воспоминаниями кавказского офицера», автором которых был полковник кирасирского полка Ф. Ф. Торнау. Последние вполне достоверны, содержат много реальных подробностей. Биограф писателя не сомневается в том, что Л. Н. Толстой не только познакомился с воспоминаниями Ф. Ф. Торнау, но и воспользовался ими для своего рассказа «Кавказский пленник». «Характер главного героя толстовского рассказа Жилина, - пишет Н. Н. Гусев, - во многом напоминает характер Торнау, каким он вырисовывается из его воспоминаний. Возлюбленную Аслан Коз Толстой заменил татарской девочкой Диной, жалеющей Жилина и устраивающей ему побег»

В «Кавказском пленнике» Л. Н. Толстого сюжет развертывается на крутых склонах Кавказа. Нам предстоит возможность оглядеть Кавказ глазами Жилина, когда он поднимается на гору, чтобы увидеть, куда бежать. «Сел Жилин, стал место разглядывать. На полдни за сарай лощина, табун ходит, и аул другой в низочке виден. От аула другая гора, еще круче; а за той еще гора. Промеж гор лес синеется, а там еще горы - все выше и выше поднимаются. А выше всех белые, как сахар, горы стоят под снегом. И одна снеговая гора выше других шапкой стоит. На восход и на закат - все такие же горы, кое-где аулы дымятся в ущельях. » Не многие из художников слова умеют описывать природу так, как умел Л. Н. Толстой. Писатель смог не только передать красоту Кавказа, но и его несокрушимую силу, мощь, величие, жизненную энергию. «Ехали они долго с горы на гору, переехали вброд реку» «Стало солнышко закатываться. Стали снеговые горы из белых – алые; в черных горах потемнело» «Туман густой да низом стоит, а над головой звезды виднешеньки». Пейзаж Л. Н. Толстого – пейзаж реалистический: «Затихло все, только слышно, - овца перхает в закутке да низом вода по камушкам шумит. Темно; звезды высоко стоят на небе; над горой молодой месяц закраснелся, кверху рожками заходит. В лощинах туман, как молоко, белеется». «Была раз гроза сильная, и дождь целый час как из ведра лил. И помутились все речки, где брод был, там на три аршина вода пошла, камни ворочает. Повсюду ручьи текут, гул стоит по горам». Все как будто движется в нарисованной Л. Н. Толстым картине Кавказа, и это движение передано не только в описании грозы. Тихая ночь, Жилин совершает побег: «Он спешит, а месяц еще быстрее выбирается; уж и направо засветились макушки. Стал подходить к лесу, выбрался месяц из-за гор – бело, светло, совсем как днем. На деревьях все листочки видны. Тихо, светло по горам; как вымерло все. Только слышно – внизу речка журчит».

Одним из любимых приемов Л. Н. Толстого является антитеза. Не стал исключением и «Кавказский пленник»: «ихняя сторона», горцев, противопоставляется местности, где расположены русские крепости. Здесь горы отступают на второй план, уступая место равнинной местности: «самая та долина, где крепость наша должна быть» «Вышел на край – совсем светло; как на ладонке перед ним степь и крепость» Более спокойному менталитету русских, если так можно выразиться, соответствует равнинный характер местности, и, в свою очередь, импульсивности татар, их горячему непредсказуемому нраву отвечает горная местность. Автор также, по моему мнению, показывает, что мы живем не в таких экстремальных условиях, как татары (горцы). Они зависят больше, чем мы, от природы. Живут ею и погибают от нее. Возникло у меня и такое ощущение, что горы здесь оказываются как бы естественной границей между русскими и татарами. Природа как бы показывает, что у каждого народа есть свое место обитания, не следует нарушать право на свободу друг друга.

Противопоставляется в произведении не только природа, но и народы, человеческая личность. Показывается цельность натуры горцев и «многослойность» русских, сила духа Жилина и трусость, слабость Костылина. (Вдумаемся в их фамилии: Жилин – потому что он сумел выжить, "прижиться", "вжиться" в чужую и чуждую для него жизнь; Костылин – словно на костылях, подпорках. Интересная деталь: на самом деле пленник у Л. Н. Толстого один, о чем красноречиво говорит название, хотя в рассказе два героя, находящихся в плену. Жилин сумел убежать из плена, а Костылин остался не только и не столько в татарском плену, сколько в плену своей слабости, своего эгоизма. Вспомним, каким беспомощным, каким слабым физически оказывается Костылин, как он надеется только на выкуп, который пришлет его мать. Жилин, наоборот, на мать не рассчитывает, не хочет перекладывать на ее плечи свои трудности. Он включается в жизнь татар, аула, постоянно что-то делает, умеет расположить к себе даже своих врагов – он, повторюсь еще раз, силен духом. Именно эту мысль прежде всего хочет донести до читателей автор. ) Поэтому горцы и выделяют Жилина, восхищаются им. Но не все. Отживающий свой век старик, используя устаревшую мораль, обобщенно судит обо всех русских как об одном целом, которое надо истребить по кусочкам, и если хоть один останется, то попытка не удастся. В своем произведении Л. Н. Толстой борется с проблемой обобщенного суждения о народе. Мы видим разных горцев, их разное отношение к пленным. « собрались ребята татарские, окружили Жилина, пищат, радуются, стали камнями пулять в него». Жители аула побаивались и презирали его, «как на зверя косятся». Один старый горец, как увидит его, так «захрапит и отвернется». Он чуть не застрелил пленника за то, что тот близко подошел к его сакле. У него было восемь сыновей, семь на войне погибли, а восьмой к русским перешел, отец нашел его и сам убил. Старик пользовался уважением, «он первый джигит был, он много русских побил, богатый был». Такие джигиты, как он, ненавидели не только русских, но и любых других неверных (иноверцев). Ослепленный ненавистью, он требовал немедленной расправы над пленником. Простые горцы, наоборот, относились к Жилину по-доброму. Ценили его за веселый, общительный характер, за стойкость и ум. И хозяин привык к нему: «да я тебя, Иван, полюбил; я тебя не то что убить, я бы тебя и выпускать не стал, кабы слова не дал». Добрая и отзывчивая Дина очень привязалась к пленнику, помогала ему, как могла, приносила ему «лепешки и молоко».

Как известно, прочный интерес Л. Н. Толстого к этнографии и истории Кавказа был очень широк. В «Кавказском пленнике» мы сначала наблюдаем за жизнью аула в щелку, которую раскопал Жилин: « из-под горы идет татарка молоденькая, в рубахе цветной, распояской, в штанах и сапогах, голова кафтаном покрыта, а на голове большой кувшин жестяной с водой. Идет, в спине подрагивает, перегибается, а за руку татарчонка ведет бритого, в одной рубашонке». Далее подробно описана сакля татарина, куда приводят на беседу героев: «Горница хорошая, стены глиной гладко вымазаны. В передней стене пуховики пестрые уложены, по бокам висят ковры дорогие; на коврах ружья, пистолеты, шашки – все в серебре. В одной стене печка маленькая вровень с полом. Пол земляной, чистый, как ток, и весь передний угол устлан войлоками; на войлоках ковры, а на коврах пуховые подушки. И на коврах в одних башмаках сидят татары За спинами у всех пуховые подушки подложены, а перед ними на круглой дощечке блины просяные, и масло коровье распущено в чашке, и пиво татарское – буза, в кувшинчике. Едят руками, и руки все в масле». Интересны бытовые наблюдения Л. Н. Толстого: «делают татары из козьего молока лепешки сырные и сушат их на крышах» , «ульи стоят плетенные из соломы» описание похоронного обряда.

Жизнь горцев отражена в рассказе в полном согласии с исторической правдой. Например, в картинах горского быта показана печальная реальность положения ногайской бедноты, которая была вынуждена искать заработки для прокорма семьи в служении казачьим и горским богатеям. Характерным для середины XIX века является следующий эпизод: хозяин – немирной горец – кликнул работника. «Пришел ногаец, скуластый, в одной рубахе. Рубаха оборванная, вся грудь голая. Приказал что-то ему татарин. Принес работник колодку. » , в которую и заковал под бдительным присмотром своего хозяина русского пленного офицера.

Но в произведениях Л. Н. Толстого Кавказ предстаёт и как арена исторической драмы, как место удовлетворения великодержавного тщеславия. Увидев Кавказ своими глазами, став участником войны, Л. Н. Толстой убедился, насколько романтическая беллетристика далека от жизни, и стал говорить о войне «правду без всяких прикрас». А главная мысль при этом будет пронизывать не только ранние рассказы, но и все творчество писателя, - нет в жизни ценностей выше правды, простоты и естественности, что будет подмечено уже современной Л. Н. Толстому критикой.

Кто же для кого враг в этом произведении? На первый взгляд, отрицательными персонажами являются горцы, захватившие в плен Жилина и Костылина. Однако возникает вопрос: а что делают герои на Кавказе? Что им здесь нужно? И тогда получается, что мы – враги для горцев. Старик никак не может простить русским смерть своих сыновей, мы являемся для них захватчиками их земель, их свободы («татары теперь злые – за то, что ихнего русские убили». ). Война принимает отечественный характер: хотя у горцев никогда не было единого государства; они слишком разные, но их объединяет одно - Кавказ. Для русских солдат горцы - помеха для завоевания непобедимого богатого, с экономической точки зрения, Кавказа; устраняя её, мы добиваемся цели, не обращая внимания на последствия. Кто же прав? Никто, потому что само состояние войны, по мнению писателя, противоестественно человеческой природе, вызывает осуждение писателя. Война есть война, она всегда смерть, плач вдов, матерей и сирот, кровь, боль. «Голова у Жилина разбита, кровь запеклась над глазами Руки так закручены, что в ключице ломит». Очевидно, что своими произведениями Л. Н. Толстой заложил в русской литературе традицию изображения войны, которую в ХХ веке назовут «окопной правдой». (При этом нельзя не отметить, что о войне в «Кавказском пленнике» автор говорит опосредованно: здесь нет самих батальных сцен, показывается лишь противостояние русских и горцев, а также сцена пленения. )

Лев Толстой остался наиболее любимым чеченцами русским писателем. Сегодня в результате двух последних войн культуре Чечни нанесен непоправимый ущерб. В республике почти не осталось памятников деятелям политики, культуры и литературы. Но памятник Льву Толстому в станице Старогладковская Шелковского района, где когда-то начиналась служба офицера Л. Н. Толстого, сохранился. Здесь же находится музей писателя, который удалось отстоять местному населению. В одном из интервью радио «Свобода» известный чеченский ученый и общественный деятель доктор филологических наук, профессор Хасан Туркаев объяснил этот феномен чувством глубокого уважения к чеченской культуре, которое испытывал Л. Н. Толстой, и его миротворческими настроениями: « своими произведениями, своими размышлениями способствовал пробуждению общественного сознания не только российского общества, но и национальных окраин России. Размышления Льва Николаевича Толстого о судьбе горцев и вообще о человеке, занятом, как он писал, несправедливым и дурным делом - войной, легли в основу кавказского цикла его творчества. Если, скажем, Пушкин и Лермонтов преподнесли дух горцев как неукротимый и свободолюбивый, то Л. Н. Толстой принес в русскую литературу образы военных, на которых отрезвляюще подействовала новая общественно-политическая среда 50-х годов 19-го века. Если раньше в кавказской войне они видели романтику, возможность отличиться, возможность сделать быструю карьеру, то теперь, находясь много лет подряд в военных походах, они увидели ее будничную сторону, жестокость и никчемность». В заключение интервью Х. В. Туркаев назвал Л. Н. Толстого «зеркалом миротворчества русского народа».

Всегда отрицательно относясь к войне как явлению, враждебному человеческой природе, Л. Н. Толстой в то же время проявлял интерес к ней как к испытанию человеческого характера. Эта философская дилемма реализовалась писателем в его художественных произведениях в свете его идейно-нравственных исканий, в частности в его рассуждениях о храбрости как одной из граней характера человека, его внутренней силы и самообладания. С этой целью он ставит своих героев, в частности Жилина и Костылина, перед лицом смерти, когда человек сбрасывает с себя все наносное и остается таким, каков он есть. Сравнивая поступки героев, «их поведение в трудные минуты, их характеры и даже внешний облик одного и другого, мы видим, что все симпатии писателя на стороне Жилина – простого, честного, храброго и стойкого в беде человека, смело идущего навстречу опасностям. А на таких людей, как Костылин, ни в чем нельзя положиться. Они и товарища подведут в трудную минуту и себя погубят». Другими словами, именно войной Л. Н. Толстой измеряет достоинства и недостатки людей, классифицирует человеческие характеры.

Многие критики не раз отмечали, что «Кавказский пленник» - произведение простое и ясное. Но, лёгкое в восприятии, оно даёт ответы на сложнейшие нравственно-философские вопросы: можно ли быть милосердным к врагу и простить предательство товарища? стоит ли из-за национальной розни перечёркивать гуманные, человеческие отношения? Поражает поведение девочки Дины. Здесь нет роковой любви чеченки к русскому, здесь просто благодарность одного человека за внимание к другому человеку, чувство жалости и любви отзывчивой Дины к хорошему, ни в чем не повинному Жилину. И мы понимаем: где злость и насилие разделили народы, там путь к спасению лежит через сострадание и любовь. Интересно то, что сам Л. Н. Толстой отнес «Кавказского пленника» к образцовым произведениям всемирного искусства, выражающим чувства, доступные всем людям

«Льву Толстому удалось написать для детей младшего школьного возраста целую повесть с полноценными подлинно толстовскими характерами, с напряженным сюжетом, с поэтическими картинами природы, с точным чувством эпохи, - и все это уместилось на двадцати с чем-то страницах. По краткости, по силе воздействия на читателя, по сложности и богатой простоте эту повесть – «Кавказский пленник» - можно назвать настоящим рекордом мировой детской литературы».

На склоне лет Л. Н. Толстой писал, что «лучшие воспоминания его жизни принадлежат Кавказу».

Тема Кавказа проходит через многие произведения Льва Толстого. Кавказские впечатления нашли отражение в рассказах «Набег», «Рубка леса», повестях «Казаки» и «Хаджи - Мурат», а также в любимом рассказе автора «Кавказский пленник».

ГЛАВА III

ТЕМА КАВКАЗА В РАССКАЗЕ В. С. МАКАНИНА

«КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННЫЙ»

Произведение В. С. Маканина «Кавказский пленный» Г. Нефагина относит к литературе ремэйка. Ремэйки, основываясь на классических произведениях русской литературы, наполняют их новым, актуальным содержанием. Название рассказа В. С. Маканина, безусловно, возвращает нас к кавказским произведениям А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого.

Ремэйк может прочитываться на нескольких уровнях. Один – это простое восприятие сюжета как явления самостоятельного. Этот первичный уровень – изображение жизни современного героя в современных обстоятельствах. Второй уровень восприятия основан на установлении внутренних и внешних связей с предшествующей литературой. Здесь раскрывается глубина замысла писателя и суть ремэйка в целом. Именно этот уровень и будет нас интересовать в первую очередь.

Рассказ «Кавказский пленный» был написан В. С. Маканиным в июне-сентябре 1994 года, т. е. еще до ввода федеральных войск в Чечню. А напечатан в журнале «Новый мир» , когда бои были в самом разгаре. Что это? Пророчество автора? О чем хотел заставить нас задуматься писатель? Почему в конце XX века он обращается к теме Кавказа7

В рассказе В. С. Маканина мир Кавказа не экзотика, не идеальное место, не декорация. Напротив, это страшная реальность. В. С. Маканин продолжает традицию Л. Н. Толстого: на территорию Северного Кавказа русские пришли как агрессоры, насильники, они заняли чужую землю. Поэтому тема жестокости, насилия, смерти пронизывает весь рассказ наряду с темой красоты.

Чужой мир – мир Кавказа – дан в восприятии русского солдата, причём (что очень важно!) не освободителя, как мы привыкли к литературному и информативному штампу, а пришедшего сюда убивать, занимать чуждое ему пространство. Отсюда некоторые особенности восприятия этой чужой картины мира.

Традиционным остается видение неокультуренного, дикого пространства, где «серые замшелые ущелья», а среди них ютятся «бедные и грязноватые домишки горцев, слепившиеся, как птичьи гнезда». Создаётся ощущение некой цельности этого мира, единства человека и природы.

Традиционной остаётся и красота Кавказа. Проявляется она прежде всего в красоте местности: «Горы. Горы. Горы. Который год бередит ему сердце их величавость, немая торжественность» « открытая поляна, окрашенная солнцем до ослепляющей желтизны» , «Из горной теснины выпрыгнул вдруг ручей» , «Особняком стояли над травой гордые южные деревья» «Но более всего волновала равнинную душу эта высокая трава, дышавшая под несильным ветром».

Но эта красота опасна: «она пугала» и залитая солнцем поляна не столько радует глаз, сколько настораживает Рубахина и Вовку . Она таит в себе смерть. «Быть на незнакомом открытом месте – все равно, что быть на мушке» . И уже далее глядят они на эту красоту через оптический прицел карабина (достижение цивилизации!). Природа, как суть всего живого, основа жизни на земле, воспринимается героями через модернизированное орудие убийства. И результат не заставляет себя ждать: они обнаруживают труп сослуживца Бояркова. «Стреляли в упор» Однако смерть здесь не воспринимается как некое таинство, как переход души в состояние умиротворения и вечности; смерть Бояркова лишь торопит Рубахина и Вовку, «делает обоих солдат суетными». « они энергично и быстро закапывают убитого. Так же наскоро слепив над ним холмик земли (приметный насыпной холм), солдаты идут дальше». «И вновь высокая трава. Ничуть не пожухла. Тихо колышется. И так радостно перекликаются в небе (над деревьями, над обоими солдатами) птицы». Так постепенно в своем рассказе В. С. Маканин начинает развенчивать «кавказский миф».

Люди, населяющие этот чужой мир, мир гор, - это «боевики», «абреки», «чурки». Знаменитых кинжалов у них нет, зато есть водка и замечательные китайские термосы. Стреляют они «бессмысленно» и «беспорядочно». Не могут даже укрыться как следует. «Вовка-стрелок видел не только их спрятавшиеся головы, кадыки на горле, животы – он видел даже пуговицы их рубашек и, балуясь, переводил перекрестье с одной на другую» Воинский азарт горца, ставшее уже мифическим его кавказское чувство мести, кровной вражды сменяются заботой о внешнем виде. Во время осады русской колонны один тощий боевик «кромсал ножницами свои патлы. Стрижка – дело интимное». Рушится в произведении В. С. Маканина и ещё один миф о горцах как о грозных воинах. Ходят отрядами. Автор с нескрываемой иронией констатирует вместе с главным героем: «Стрелять они еще худо-бедно умели» «Рубахин достал его прыжком, подмял, правой рукой прихватывая за запястье, где пистолет. Пистолета не было. Падая, выронил его, тот еще боец!. » Попадая в плен, боевики боятся, что их сейчас разделят. Речь их напоминает «весёлый гогот», «гортанные возгласы». «(И словно бы журавли закликали за нависшей за дорогой скалой: гуляль-киляль-ляль-киляль-снайпер) Фигурки на скале забегали – кричали, вопили, улюлюкали». Они хитры, недоверчивы и по-детски наивны.

И все-таки звериное, первобытное начало горцев дает о себе знать: их путь – тропа. Они встречались, «где сходились тропы», шли «по левой тропе». А наши солдаты и шофёры расположились «у кустов на обочине дороги». И своеобразную охоту на боевиков (операция по разоружению) устраивали на тропе: « боевиков окружали, но так и не замыкали окружение до конца. Оставляли один-единственный выход. Торопясь по этой тропе, боевики растягивались в прерывистую цепочку» В свою очередь, «открытое солнечное место оказывается знакомым и неопасным. Горы расступаются. Впереди ровный путь, чуть дальше наезженная машинами пыльная развилка, а там и – воинская часть».В этом ключе вполне объяснима и фраза Алибека: «Долины ваши, горы наши».

Каковы же взаимоотношения между русскими и горцами? По моему мнению, они похожи на бесконечную монотонность, нескончаемый и всем давно надоевший роман , когда все обо всех и обо всем все знают, когда большинство поступков совершается автоматически, по инерции. Символичен в этом плане разговор Гурова и Алибека, как нельзя лучше отражающий отношения между противоборствующими сторонами: «Гуров и Алибек помалу возобновляют свой некончающийся разговор». «Подполковник Гуров продолжает неторопливый торг с Алибековым» «Неторопливый разговор двух давно знающих и уважающих друг друга людей». «Вялая война». «Стреляли со скалы беспорядочно. Стреляли так долго и так бессмысленно» Создается ощущение, что эта война никому не нужна, это даже не война, а пародия на войну (то боевики дорогу перекроют непонятно зачем, а русские пытаются с ними торговаться; то снайпер будет забавляться, разбивая у горцев блестящие предметы вроде зеркальца, то посланные за подмогой солдаты буднично растаскивают по саду песок в усадьбе подполковника, пока тот за чаем торгует «калашами»; то рядом с неубранным трупом убитого боевиками солдата валяется старенький транзистор, который не взяли, потому что уже «не вещь»; а стрелок, позабавившись со случайно подвернувшейся женщиной, посылает ее за портвейном; охота же на боевиков сильно смахивает на школьную игру «Зарница»), правда, умирают здесь люди по-настоящему. Но и смерть не воспринимается уже как трагедия, а становится чем-то привычным. «Вовка знай целил и целил, уже в азарте забавы» Война стала для всех здесь находящихся обычным делом, и люди, выполняющие эту работу (войну), страшны в своих поступках. Жизнь человеческая обесценилась, а сам человек становится валютой. Показательна в этом плане операция по разоружению: Окружение боевиков, их разоружение, пленные и убитые. «пленных повели к машинам. Отдельно несли оружие Двое убитых во время гона, двое раненых, у нас тоже один ранен и Коротков убит С пленными в общем-то делать нечего: молодых отпустят, матерых месяца два-три подержат на гауптвахте, как в тюрьме, ну а если побегут – их не без удовольствия расстреляют война!» И дальше: «Спрашивали: кто в плену? На кого меняем?!

Данный эпизод страшен своей жестокостью и бесчеловечностью. (Слово «гон», я думаю, здесь употреблено не случайно: действуют не люди, а звери. Война пробуждает в человеке животное начало. Только животными в рассказе герои становятся по очереди: сначала Рубахин выступает в роли охотника и захватывает в плен юношу, а в конце рассказа, оказавшись в ловушке, Рубахин сам начинает чувствовать себя загнанным зверем: «Теперь все на инстинктах». ) А если вспомнить, что операция «подкова» происходит параллельно с разговором начальников о взаимовыгодном обмене – оружие - на провиант, то становится ясно, что «калашниковы» в ближайшем будущем опять окажутся в руках боевиков. Всё происходящее на страницах повести кажется неестественным и даже абсурдным. Вообще сам торг парадоксален: Алибек будет кормить тех, кто пришёл на его территорию как захватчик (доставит русским провиант), а Гуров будет поставлять оружие тем, кто будет стрелять из этих же «калашниковых» по нему и его солдатам. Круг замкнулся, и возникает ощущение, что эта война будет продолжаться вечно. Данный эпизод еще раз подчеркивает бессмысленность и безысходность происходящего. На это же указывает и кольцевая композиция рассказа. И становится неясно, кто у кого в плену: пленник и захватчик легко меняются местами:

«- И чего ты упрямишься, Алибек!. Ты ж, если со стороны глянуть, пленный. Всё ж таки не забывай, где ты находишься. Ты у меня сидишь

Алибеков смеётся:

- Шутишь, Петрович. Какой я пленный Это ты здесь пленный!. И вообще каждый твой солдат – пленный!»

Кто из них прав? Наверное, оба. Согласно сюжету, в плену оказываются горцы (пленные, взятые во время зачистки, в том числе и юноша). Если же брать в более обобщенном виде, то можно сделать следующий вывод: пытаясь покорить Кавказ, Россия становится его пленницей. Пленником гор оказывается Рубахин: окончив службу, он никак не может уехать домой, в степь за Доном, «собирает наскоро свой битый чемодан и и остается».

В. С. Маканин не продолжил традицию классиков и заменил слово «пленник» в названии на слово «пленный». Какую цель преследовал автор? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо посмотреть, различаются ли эти слова по своему лексическому значению. Согласно словарю С. И. Ожегова, эти слова имеют одно и то же лексическое значение. «Пленный – человек, находящийся в плену. Взять много пленных (сущ. ). Пленник (устар. ). То же, что пленный». Однако слово «пленник» может иметь переносное значение (в плену чувств), а слово «пленный» не имеет такого значения. И чаще всего оно встречается в лексике военных. И если пленники А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого, в конце концов, становятся свободными, то пленные остаются таковыми навсегда. И это тоже служит достижению главной цели автора – опровержению кавказского мифа, который был ещё с прошлого века закреплён в сознании читателей.

Немаловажно в характеристике кавказской войны в рассказе В. С. Маканина также и то, что в повествовании о чеченской войне отсутствует образ честного, открытого боя, хотя есть сцены столкновения с боевиками. Война здесь ведется тайная и скрытная. Причина скрытности здесь, я думаю, означает лживость и неистинность, отсутствие мотивации. Никто не знает, за что или за кого он идет умирать. Отсюда особая трагичность образа найденного мертвым солдата, который был убит в состоянии, когда даже не сумел понять смысл происходящего. Смерть на войне - это необходимая плата за победу, поэтому такая смерть наделена смыслом героического. В «Кавказском пленном» смерть ничего не стоит, так же, как и жизнь.

Значимым в рассказе является также и то, что можно определить как отсутствие патриотического начала. Ни у кого нет ощущения, что они, воюя, защищают интересы своей Родины. Происходящее напоминает игру. Только цена этой игры - нешуточная смерть. Рубахин говорит пленному: «. если по-настоящему, какие мы враги - мы свои люди. Ведь были же друзья! Разве нет?. Я такой же человек, как ты. А ты такой же человек, как я. Зачем нам воевать?» Да только «привычные (советские)», всем известные слова Рубахин «говорил мимо цели», и «получалось, что стершиеся слова говорил он самому себе да кустам вокруг». У Вовки-радиста они вообще вызывают насмешку: «Да здравствует нерушимая дружба народов». Они для него - просто лозунг, а значит, - ложь. Но не один Рубахин задумывается о бессмысленности вражды между русскими и кавказцами, о дружбе между народами рассуждают и аксакалы: «Старики говорят, куда русские, туда и мы, и чего мы друг в дружку стреляем?»

В. С. Маканин продолжает традиции Л. Н. Толстого, «изображая войну без прикрас». Писатель пытается вызвать отвращение к войне, показывая натуралистические подробности. У В. С. Маканина безобразие смерти еще более выразительно по контрасту с красотой местности, где убит Боярков. Описание дано глазами Рубахина и Вовки. Они нашли сослуживца, осматривали, запоминали, чтобы не разделить его судьбу. «Стреляли в упор; но пули не успели разойтись и ударили в грудь кучно: проломив ребра, пули вынесли наружу все его нутро, на земле (в земле) лежало крошево ребер, на них печень, почки, круги кишок, все в большой стылой луже крови». Понятно и обилие скобок - там, где они, следуя грамматической логике, и не нужны вовсе. Вот как объясняет это критик Ирина Роднянская: «Да ведь в этом пунктуационно закрепленном месте - маканинский закон «возвратов-колебаний»; повторный взгляд в одну и ту же точку: сначала словно бы безмятежно-вскользь, а потом, встрепенувшись и насторожившись, с зорким, подозрительным прищуром. Тревога заставляет вглядываться, а когда вглядишься, становится еще тревожней».

Большой смысловой значимостью наделен в рассказе образ юноши, кавказского пленного. С ним тесно переплетается тема любви – важная составляющая сюжета о кавказском пленнике. Однако любовь у В. С. Маканина характеризуется принципом обмена подмены. Любовь между мужчиной и женщиной оказывается прихотью, удовлетворением животного инстинкта. Случайная связь напарника Рубахина Вовки с молодой чеченской женщиной, быстрые, украденные ласки почти на виду у всех («дрянная», как можно судить, любовь в обмен на «дрянной» портвейн) контрастируют с действительно романтическими высокими чувствами героев А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого. Настоящая же любовь, любовь на уровне тонких душевных энергий, возникает между мужчиной и мужчиной. В этом видится разрушение основ всего, разрушение мира как целого, так как мир как целое характеризуется вечным противостоянием и даже равновесием добра и зла, жизни и смерти, любви и ненависти. Разрушение этих полярностей ведет к разрушению равновесия в мире: происходит нарушение основных закономерностей в существовании человечества. Образ юноши наделен автором значением прекрасного. В тексте многократно подчеркиваются красивые глаза, очертания лица, фигуры, движений. Можно считать, что образ юноши в рассказе символизирует образ «красоты, которая должна спасти. ». Необыкновенная доверчивая нежность, заботливость и что-то еще, не определенное самими героями, возникает между Рубахиным и пленным. Автор не определяет точно, то ли это патологическое влечение мужчины к мужчине, то ли это дружеское влечение человека к человеку, то ли это материнское по своей сути проявление нежности и заботы. Важно здесь главным образом то, что испытанное Рубахиным чувство к пленному юноше человечно по своей природе, так как оно соткано из добра. «Его желудок первым из связки органов не выдержал столь непривычного чувствительного перегруза – сдавил спазм, и тотчас пресс матёрого солдата сделался жёстким, как стиральная доска. И следом перехватило дыхание. Рубахин зашёлся в кашле» Это биологическое, физиологическое объяснение того нового, особенного, чувственного, что произошло в Рубахине, лучше всего помогает понять героя, привыкшего жить на войне инстинктами. Читателю начинает казаться, что красота юноши, эти чувства сыграют важную роль в жизни Рубахина - он внутренне переродится. Но там, где живут по волчьим законам, красота не спасает. Война калечит не только физически, но и морально. Неожиданность и трагичность гибели юноши в том и состоит, что «той рукой, что обнимала, Рубахин, блокируя, обошел горло. красота не успела спасти». «Вечная» война на Кавказе убила в героях всё человеческое. Осознание на уровне инстинкта того, что юноша - враг, означавшее мгновенный переход из состояния любви и добра к состоянию ненависти и зла, представляется куда более трагичным, чем естественная установка «на врага» изначально.

Видит ли автор выход для молодых солдат Рубахина и Вовки-стрелка? Возможно ли их возрождение? Сложно ответить однозначно, соглашается ли В. С. Маканин с хрестоматийной фразой Ф. М. Достоевского, что красота спасёт мир, или опровергает её. Рассказ заканчивается цепочкой вопросов. Ответа на эти вопросы, я считаю, у автора нет, да и странно было бы ждать однозначного ответа. Человечеству всем ходом своего развития придется отвечать на эти вопросы. Но тема красоты рефреном проходит через всё произведение. Слово «красота» (и его формы – красивый, красив и т. д. ) встречается на шестнадцати листах рассказа около тридцати раз. Оно окликает нас с первой строчки произведения и останавливает на последней строке. «Красота постоянна в своей попытке спасти. Она окликает человека в его памяти. Она напомнит». Но трудно напомнить тому, кто ничего не помнит. Кто не видит и не слышит, кто глух ко всему, что происходит. Наш век внес поправки в формулу Ф. М. Достоевского. Н. Рерих писал, что не красота спасет мир, а осознание ее. Но способен ли осознать ее тот, чье существование заставляет прежде всего заботиться о выживании в физиологическом смысле? Тем более в условиях, где «все на инстинктах»?

Неверие в будущее - одна из распространенных болезней нашего века. У человека, привыкшего выживать, и не может быть по-другому. Но все-таки и его окликает, тревожит красота. Может быть, не напрасно?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Тема Кавказа нередко подвергалась художественному исследованию как в русской, так и в национальных литературах. Обращение к данной теме болезненно, но вполне логично и объяснимо, так как исторические реалии и ситуации, легшие в её основу, имеют тенденцию к повторению

По словам В. Г. Белинского, Кавказу суждено было стать колыбелью русской поэзии. «Ключи от замков Кавказа» оказались в руках первого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. И он неторопливо, как хороший мастер, открыл тайны этого благодатного края. Именно он в эпоху романтизма стоял у истоков создания кавказского мифа (край свободы).

В приумножении пушкинского наследия были подражатели и продолжатели. Во второй половине XIX века тему Кавказа в прозе продолжил Лев Николаевич Толстой. Писатель пытается реалистически отразить в своем рассказе то, что происходит на Кавказе. Так появляется в теме Кавказа мотив национального конфликта, национальной войны.

Если русские писатели Х1Х века пытались гуманизировать кавказско-российские отношения, в этом видели свою миссию и возможный психологический выход из тупика войны, то сегодня мы не наблюдаем ничего похожего. Владимир Семенович Маканин, развенчивая в своем творчестве кавказский миф, приходит к выводу, что отношения между русскими и жителями Кавказа зашли в тупик, из которого, по-видимому, нет выхода. Затянувшаяся война разрушила в людях все человеческое, произошла подмена ценностей. Даже путь красоты и любви не приводит к спасению.

И все-таки хочется верить, что на многострадальной земле Кавказа, в этом мужественном, щедром крае, с великой историей и несколько трагичным настоящим, наконец-то, воцарятся мир и благоденствие. Сейчас робкими шагами идет возрождение того, что было утрачено. Может быть, стоит народам забыть о вековом конфликте. Ведь народ, вектор сознания которого обращен только в прошлое и сосредоточен на мести, не имеет перспективы в будущем. И поэтому возрождение народа связано, в первую очередь, с идеей прощения, что не исключает сохранения исторической памяти. Когда-то древнегреческий герой Орфей спустился в царство мертвых за своей любимой женой Евридикой и, выводя ее оттуда, оглянулся и вновь потерял. «Не оглядывайся» - учили древние мифы, призывая не жить прошлым, что отнюдь не означало предать его забвению. Этот принцип применим как к отдельному человеку, так и к целому народу. Только великодушный народ способен на прощение, и только прощение может разорвать цепочку зла, вьющуюся бесконечно из-за жажды мести. И тогда писатель XXI века, обращаясь к традиционной для русской литературы теме Кавказа, вновь назовет его краем свободы и любви, а кавказская тема в русской литературе станет благодатнейшим материалом для воспитания будущих поколений подлинными гражданами многонациональной России, напоминая всем, что Любовь созидает, а ненависть разрушает.