Биография поэта Ш.Окуджавы

Каждый из нас, однажды, столкнувшись в поэзии с чем-то, что вдруг неожиданно и глубоко трогает самые запрятанные струны в его душе, открывает для себя этот огромный, не до конца еще познанный, но очень близкий именно ему мир – мир стихов, тронувших ум, чувства и душу.

К кому-то это приходит в двенадцать, к кому-то в тридцать, кому-то в четырнадцать, как это случилось со мой. Я вдруг словно увидела мир заново, глазами взрослого человека, которого никогда не знала и раньше не слышала, который и жил-то совсем в другую, мне непонятную эпоху.

Увидела мир с вопросами, вечными для любой эпохи. Кто мы? Что для нас жизнь? Как жить среди друзей и среди врагов? Как любить? Как ценить все, данное тебе судьбой? Как выбрать себе дело, предназначенное только для тебя? Как вообще быть ЧЕЛОВЕКОМ?

Я нашла многие ответы на эти вопросы в стихах и песнях Булата Окуджавы. Я открыла его для себя и сейчас хочу познакомить с этим своим открытием других, которым он может быть вовсе и не знаком.

Мир Булата Окуджавы начался для меня с рассказов о встрече в нашей гимназии (2006 г. ) с его другом - Владимиром Владимировичем Соловьевым, писателем, композитором, потомком старинного немецкого баронского рода, который, кажется, лично знал и дружил со всем светом. Его друзья - сокровищница мудрости и славы: Махмуд Исамбаев, Григорий Пушкин, Владимир Высоцкий, Борис Ельцин, английская королева.

С Булатом Шалвовичем Окуджавой Владимир Владимирович познакомился в Калуге. Несколько лет, проведенных там вместе, переросли в глубокую дружбу в Москве, в Переделкине, в дружбу семьями, дружбу людей, прекрасно понимающих и поддерживающих друг друга.

Читая потом про Окуджаву в книгах, газетах, журналах, на сайтах его поклонников в Интернете, я видела Булата Шалвовича разным: и строгим, и страдающим, и бесконечно творящим, и где-то своенравным, непонятным

Но только из рассказов В. В. Соловьева (он часто давал мастер-классы на встречах с ребятами в Непецино на мероприятих НС «Интеграция, которые тщательно записывала на видеокамеру мой руководитель) я увидела его настоящим, таким, каким он был на самом деле. Великим человеком и Великим поэтом. Поэтом для всех и поэтом на века.

Я хочу в своем реферате рассказать о жизни и творчестве Булата Окуджавы так, чтобы другие увидели в нем такого человека. Я собрала много материала, который поможет школьникам, а может и педагогам, не «отрывая» по библиотекам отрывочные сведения, не тратя время на «просто поиски» узнать Окуджаву поэтом, композитором, бардом, сценаристом, актером человеком непростой, но великой судьбы. < Рисунок 2 > Для того, что бы материал был более читаем и нагляден, создано приложение в электронном виде с наиболее популярными и значимыми стихами поэта, фотографиями, выдержками из воспоминаний друзей Булата - презентация для уроков и внеклассных мероприятий по литературе «Мое открытие Окуджавы» с фрагментами его фильмов и песнями в исполнении автора (но из-за рамок объема материалов презентация не может быть представлена на фестивале)

I. Биография поэта

Булат Шалвович Окуджава родился 9 мая 1924 года в Москве в семье партийных работников. Его отец – грузин по национальности, мать - армянка. Жил на Арбате, который стал для него целым миром. В 1934 году переехал вместе с родителями в Hижний Тагил. Там отец был избран первым секретарем городского комитета партии, а мать - секретарем райкома. В 1937 родители арестованы; отец расстрелян, мать сослана в карагандинский лагерь. < Рисунок 3 > Окуджава возвратился в Москву, где вместе с братом воспитывался у бабушки. В 1940 году переехал к родственникам в Тбилиси.

В школьные годы с 14-летнего возраста был статистом и рабочим сцены в театре, работал слесарем, в начале Великой Отечественной войны - токарем на оборонном заводе. В 1942году после окончания девятого класса средней школы добровольцем ушел на фронт. Служил в запасном минометном дивизионе, затем после двух месяцев обучения был отправлен на Северо-Кавказский фронт. Был минометчиком, потом радистом тяжелой артиллерии. Был ранен под г. Моздок. В 1945 году демобилизовался.

Окончил экстерном среднюю школу и поступил на филологический факультет Тбилисского университета, где учился с 1945 по 1950 год. После окончания университета, с 1950 по 1955 год по распределению учительствовал в деревне Шамордино и районном центре Высокиничи Калужской области, затем - в одной из средних школ города Калуги. Там же, в Калуге, был корреспондентом и литературным сотрудником областных газет «Знамя» и «Молодой ленинец».

В 1955 году реабилитированы родители. В 1956 Булат возвратился в Москву. Участвовал в работе литературного объединения «Магистраль». Работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», затем - заведующим отделом поэзии в «Литературной газете». В 1961 уходит со службы и целиком посвящает себя свободному творческому труду.

Жил в Москве. Жена - Ольга Владимировна Арцимович, физик по образованию. Сын - Булат Булатович Окуджава, музыкант, композитор.

12 июня 1997 Булат Шалвович скончался после непродолжительной болезни

II. Поэт. Прозаик. Композитор. Сценарист.

Стихи начал писать в детстве. Впервые стихотворение Окуджавы было опубликовано в 1945 в газете Закавказского военного округа «Боец РККА» (позднее «Ленинское знамя»), где в течение 1946 печатались и другие его стихи. В 1953-1955 стихи Окуджава регулярно появлялись на страницах калужских газет. В Калуге же в 1956 был издан и первый сборник его стихов «Лирика». В 1959 в Москве вышел второй поэтический сборник Окуджавы – «Острова». В последующие годы стихи Окуджавы печатаются во многих периодических изданиях и сборниках, книги его стихов издаются в Москве и других городах. Окуджаве принадлежит более 800 стихотворений. Многие стихи у него рождаются вместе с музыкой, песен уже насчитывается около 200.

Впервые пробует себя в жанре песни во время войны. В 1946 студентом Тбилисского университета создает «Студенческую песню» («Неистов и упрям, гори, огонь, гори. »). С 1956 одним из первых начинает выступать как автор стихов и музыки песен и их исполнитель. Песни Окуджавы обратили на себя внимание. Появились магнитофонные записи его выступлений, принесшие ему широкую популярность. Записи его песен разошлись по стране в тысячах экземпляров. Его песни звучали в кинофильмах и спектаклях, в концертных программах, в теле- и радиопередачах. Первый диск вышел в Париже в 1968, несмотря на сопротивление советских властей. Заметно позже вышли диски в СССР. Это было время социалистической эпохи в стране, в общую линию которой стихи и песни Окуджавы вписывались плохо, зато трогали душу человека и отвечали на его внутренние «неформальные» вопросы. В настоящее время в Государственном литературном музее в Москве создан фонд магнитофонных записей Окуджавы, насчитывающий свыше 280 единиц хранения.

На стихи Окуджавы пишут музыку профессиональные композиторы. Пример удачи - песня В. Левашова на стихи Окуджавы «Бери шинель, пошли домой». Но самым плодотворным оказалось содружество Окуджавы с Исааком Шварцем («Капли Датского короля», «Ваше благородие», «Песня кавалергарда», «Дорожная песня», песни к телефильму «Соломенная шляпка» и другие). III. Я совершенно неожиданно впервые открыл для себя Окуджаву в 30 лет.

Михаил Мазель, поэт

Если на страницах о Юрии Визборе и Александре Городницком я смог написать, в чем именно они повлияли на мое творчество, то я совершенно теряюсь, могу ли я написать что-то подобное на странице о Булате Окуджаве. Наверное, нет.

    Я никогда не старался ни подражать Окуджаве, не искать какие бы то ни было параллели. Творчество Булата Окуджавы входило в мою жизнь, в мое сердце долго и медленно. Но, войдя в нее, оно впитывалось буквально кожей и всасывалось кровью. Наверное, не один я так отношусь к песням Булата Шалвовича Окуджавы. И. не скажешь лучше, чем сказал сам поэт:

Но из прошлого, из былой печали,

Как не сетую, как там не молю,

Проливается черными ручьями

Эта музыка прямо в кровь мою. <Рисунок 11>       Я впервые услышал песню «Молитва» от моей тети 27 лет назад маленьким мальчиком. Несколько лет спустя, я сам взял из ящика и прослушал миньон с песнями об Арбате, полночном троллейбусе и. еще там были две песни, какие именно - точно не вспомню.

      Песня об Арбате мне не понравилась, а песня о троллейбусе просто поразила. Потом у нас появился большой диск и я, слушая его (обычно с гостями, которым его заводили), не мог понять, почему все взрослые всегда очень внимательно следили буквально за каждым словом и обсуждали потом очень серьезно. Я никак не мог понять, чем привлекает взрослых этот странный хриплый тихий голос. Сам я выслушать целиком диск еще не мог, и отдельные песни обрывками входили в мое сознание, пускай и неосознанно.

      Потом был период, когда в результате каких-то случайно услышанных фраз, увиденных кадров на телевидении, я стал побаиваться этого строго человека в больших очках. Я как-то его даже опасался и внушал себе, что мне его песни неинтересны. Но я тогда был еще сильно глуп. Во время школьных поездок, я был уже чуть старше, хотя, думаю, первые два года (то есть 7 и 8 классы) я также не особо вникал в сами песни. Мне нравился сам факт пения под гитару - романтика путешествий. Некая свобода от родителей, пусть и под надзором учителей. Просто ездить в поезде, жить в школе, спать в спальном мешке.

Песни были дополнительной декорацией этой игры в «поездки».

      Классе в 9-м, в нашей школе прошел вечер Окуджавы - школьники 9 и 10-х классов готовили большой концерт. Я не знаю, почему я о нём не знал. Во-первых, я не очень любил всякие мероприятия (кроме поездок). Еще я не очень любил прочие утренники, концерты и. В общем, если честно, тогда вне поездок мало интересовался авторской песней. Есть у меня предположение, что я и обиделся тогда, на то, что мне не сказали про готовящийся вечер. Может быть, я решил, что он не для школьников, а для родителей.

Не, помню. Остались только странные воспоминания о противоречивых чувствах и обиде на учительницу литературы, одноклассников-участников и. Окуджаву. <Рисунок 12,13 > Мне было тогда 16 лет, и я был всё еще тем же большим ребенком. Собственно слушать песни Окуджавы - именно слушать, я начал уже, когда мне уже исполнилось 30. До этого я слушал пластинки или записи. Хотя тогда, может быть, я думал, что я слушаю песни. Я не уверен, что я и сейчас «слушаю» песни. Слушать вообще очень сложно. И возможность услышать зависит не только от желания, увы. Бывает, не хватает терпения, бывает, что первый куплет, не окончившись, уносит воображение вдаль и песня звучит уже как отдаленное эхо собственной мечты или воспоминаний.

Впервые я понял, что совершенно не слышал Окуджаву - осенью 97-го года, когда читал статью его памяти и увидел «глазами» строки из «каждому знакомой песни»

На фоне Пушкина снимается семейство.

Как обаятельны (для тех, кто понимает)

Все наши глупости, и мелкие злодейства,

На фоне Пушкина! И птичка вылетает.

      Я был в шоке. Как, как мог я, слушая эту песню раз десять, если не двадцать, не услышать этого: «. на фоне Пушкина. » - Я стал переслушивать другие песни. Но боялся делать это часто и помногу, как, впрочем, и любого другого автора, которого я люблю. Я очень боюсь «переслушать». Собственно, я бы мог сказать все то же самое, что сказал Окуджава о Пушкине. - только более просто (как могу), что я совершенно неожиданно впервые открыл для себя Окуджаву в 30 лет. Точно так же чуть позже я полюбил песню, так ненавистную почему-то мне в детстве – «Прощание с новогодней елкой». Еще через год я прослушал слова песни «Былое нельзя воротить». Еще через год различил трех разных музыкантов, слившихся в моём детстве в одного.

Трубач играет туш, трубач потеет в гамме,

Трубач хрипит свое и кашляет, хрипя.

      Я вдруг понял, что любить поэта, певца, музыканта и его песни - это не развлечение - это большая работа и от того, как мы сделаем эту работу зависит, поймем ли мы что-то, прочувствуем, или просто поэксплуатируем вертушку или кассетник.

Судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе.

      Год назад я буквально влюбился в «Песенку о московском муравье», так же не принимаемую мною 20-25 лет назад. Недавно она нашла отголосок в моем творчестве, и я понял, как она мне близка. Я не понимал ее, не мог прочувствовать, но она все же проникла «прямо в кровь мою» и вылилась. Вылилась стихотворением. Оно называется «Соло на трубе». Диночке.

И муравья тогда покой покинул, все показалось будничным ему, и муравей создал себе богиню по образу и духу своему.

Булат Шалвович Окуджава

      Самым последним (совсем недавним) открытием для меня была песня «К чему нам быть на ты. » В детстве, когда я видел в кино или читал в книжках о том, как муж с женой и дети с родителями всю жизнь разговаривают друг с другом на «Вы» я фыркал, а порой и отказывался, читать или смотреть эти вещи. Я считал это глупостью и пережитком. уж не знаю чего. Не то что бы это было что-то про пролетарское, но, наверное, следы некоей пропаганды в таком фыркании были, но думаю, что не только они. Может, это было и мальчишество. панибратство. но. <Рисунок 14> Не знаю. просто не понимал я, как это муж и жена живя, кучу лет вместе, говорят на ВЫ и всё тут. А вот недавно (чему сопутствовали мои многочисленные виртуальные друзья и общение с ними) я впервые почувствовал всю прелесть общения на «Вы». Я вдруг впервые услышал эту песню. Не знаю, была ли это Любовь, или Наваждение, или все вместе взятое, но я вдруг стал проваливаться в это «Вы» в общении с разными новыми, но уже ставшими мне дорогими людьми. Рано или поздно мы все перешли на «Ты», но почему-то в последнее время, когда это происходит я слышу.

Зачем мы перешли на «ты»?

За это нам и перепало -

На грош любви и простоты,

А что-то главное пропало.

      Я не думаю, что, женись я, я бы смог бы смог общаться с моей любимой на «Вы» - но, я и теперь совсем по-другому смотрю на это. Я не фыркаю, когда беседую на «Вы» и. иногда задумываюсь, а стоит ли переходить на «ТЫ. » и уже давно не предлагаю этого первым, хотя и не отказываюсь, если мне это предлагают. Вы будете смеяться, но я БОЮСЬ порой переходить на «ТЫ». Я боюсь потерять что-то главное. А когда перехожу, то очень хочу и очень стараюсь не потерять это главное. Наверное, я бы мог найти множество примеров подобных открытий в песнях Окуджавы, но я не хочу открывать Америку. Собственно - все это только, мои впечатления, вступление к нескольким стихотворениям этого цикла. Если, посвящение Визбору и Городницкому я хотел написать, с самых первых потугов писания стихов (еще в 80-х), то посвящения Окуджаве - не пытался никогда. На раннем этапе моего творчества - не решался, так как не мог «войти» в нужный параллельный мир, потом не хотел, так как боялся подражания. Потому что «посвящение кому-то» для меня, прежде всего, отражение мира того человека, которому я его пишу. А входить в мир, который я видел, слушая Окуджаву, я тогда боялся. Да и вообще, я всегда боялся стихов, которые написаны «по заказу», пусть это и заказ души. Но, что-то внутри меня подсказывало, что у меня должно написаться такое посвящение. Я хочу предложить Вашему вниманию пять стихотворений. Стихов для Окуджавы. Стихов в стиле Окуджавы. Стихов, посвященных Окуджаве

Первое – «Ноктюрн» - не требует пояснений. «Оранжевый проспект» я писал как воспоминание о Ленинском проспекте (я очень любил эту часть Москвы), но примерно тогда же я беседовал с другом о «Песенке о ночной Москве» и как-то незаметно в «Оранжевый проспект» влился Окуджавский мотив. «Дети песен Окуджавы» - я писал много лет (что необычно для меня) - возвращаясь, меняя, снова забрасывая и снова возвращаясь. оно и сейчас не до конца мне нравится, - но я решил его показать. Это то самое стихотворение, тот самый случай, когда я пытаюсь сложить нечто из кусочков, используя не только порыв, но и разум.

Наверное, будет правильным добавить, как это ни банально, что, по моему мнению, именно Окуджава (один из всех БАРДОВ) связывает и роднит несколько поколений. Поколений отцов и детей. А теперь даже внуков, и, кто знает, скоро и правнуков (так как у моего поколения «детей-внуков» уже скоро будут внуки ведь, нам по 30-40 лет). Поэтому я не голословно заявляю в этом стихотворении, что мы дети эпохи Окуджавы. Визбора, Высоцкого, Городницкого, других замечательных бардов - любят очень многие. Но именно любовь к Окуджаве, уважение Окуджавы, попытка понимания Окуджавы - объединяет и связывает нас в поколение детей песен Окуджавы. Наверное, помимо Булата Шалвовича Окуджавы, я осмелюсь приписать такие объединительные способности только Андрею Макаревичу, но это отдельная тема.

      А вот «Синий вагон метро» - это как раз то самое, долгожданное стихотворение, без которого я не мог начать весь цикл «Мои любимые барды». Как я и предполагал, оно пришло ко мне внезапно, нежданным гостем. Я писал ответ на стихотворение одной девушки, прочитанное на литературном сайте. В ее стихах одним из образов было метро, поэтому я тоже решил начать со строчки про метро, но едва я вывел начальную фразу, как понял, что сейчас напишу что-то совсем другое - и действительно, в течение 10-20 минут я написал то, что ждал 15 лет,. а потом, хотите - верьте, хотите - нет, минут 40 сидел и меня трясло. Это был и жар, и озноб сразу. Не то, что бы это единственное стихотворение, написанное в состоянии близком к трансу, - случалось такое и до этого (несколько раз), но так, чтобы меня потом трясло - я вспомнить не могу. Не могу промолчать еще об одной песне, которая вот уже 15 лет особо глубоко приникает в меня, каждый раз как я ее слушаю - после длительного перерыва или несколько раз подряд, наверное, «самой главной», хотя главных много - эта песня, конечно же, о красной розе в склянке темного стекла из-под импортного пива. Я думаю, что со мной согласятся все те, кто пишет или пробует писать. Стихи ли, прозу ли. Каждое слово стучит и отзывается. Как пульс.

Мне сложно много говорить о том, чем для меня является поэзия Булата Шалвовича Окуджавы. Слишком это лично и слишком на чувственном уровне. Воспитанный в атеистическом обществе и выросший атеистом, я, будучи атеистом, все же не покривив душой могу сказать, что я Верю. Верю в силу Добра и Света. Окуджава научил меня поверить в силу Любви, в хрупкость и одновременно силу нашего мира. В то, что только от нас, от наших устремлений, честности, доброты зависит тонкое равновесие. Пытаясь понять Окуджаву, я впервые задумался над значением слова мудрость. И я благодарен маэстро за то, что он научил меня «пытаться посадить виноградную косточку».

Из интервью корреспонденту «Огонька» в г. Свердловске Олегу Терентьеву в 1986 году:

- Ну что я могу рассказать вам. Я родился в Москве, на Арбате в 24-м году. Как говорят мои московские друзья, я - грузин московского разлива. Родной язык мой - русский. Я - русский писатель. Жизнь моя была обычной, такая же, как жизнь моих сверстников. Ну, если не считать того, что в 37-м году мой отец был уничтожен. Три года я прожил в Нижнем Тагиле. Затем вернулся в Москву. Учился в школе. После девятого класса в семнадцать лет ушел добровольно на фронт. Воевал. Был рядовым. Минометчиком. Был ранен. Остался жив. Учился в университете на филологическом факультете. Окончил. Уехал в деревенскую школу Калужской области. Работал учителем. Преподавал русский язык и литературу. Ну, как большинство, писал стихи. Относился к этому, конечно, несерьезно. Но постепенно, постепенно это все во мне усиливалось. Стал публиковаться в областной «Калужской газете». Затем, когда умер Сталин, и начали налаживаться нормы демократически нормальной жизни в стране, мне предложили работать в областной «Комсомольской газете». Я заведовал отделом пропаганды. И там же, в Калуге, у меня вышла первая маленькая книжечка стихов. Но так как в Калуге других поэтов не было, я считался самым лучшим.

У меня очень кружилась голова. Я был очень самонадеян. Мне казалось, что я достиг уже самых больших высот. Хотя стихи эти были очень слабые, подражательные. Посвящались в основном праздникам, временам года. Затем я переехал в Москву. Попал в литературное объединение. Там были очень сильные молодые поэты, которые меня крепко побили. Сначала, в первые минуты, я подумал, что это они от зависти. Потом понял, что я сам в этом виноват. Год приблизительно ничего не писал в отчаянии. Но потом природа взяла свое. Стал писать. Хорошо или плохо - не мне судить. Но я пишу до сегодняшнего дня. В конце 56-го года, то есть ровно тридцать лет тому назад, осенью 56-го года, я впервые взял в руки гитару и спел свое шуточное стихотворение под аккомпанемент. Так начались так называемые песни. Потом их становилось больше, и, наконец, когда их стало уже шесть или семь, начали раздаваться. А в то время появились первые магнитофоны. И вот на работе - я работал в издательстве «Молодая гвардия» - стали раздаваться звонки, и люди меня приглашали домой попеть свои песни. Я с радостью брал гитару и ехал по неизвестному адресу. Там собирались человек тридцать тихих интеллигентов. Я пел эти пять песен своих. Потом я их повторял снова. И уезжал. А на следующий вечер я ехал в другой дом. И так это тянулось полтора года. Ну и постепенно - магнитофоны работали - это все распространялось очень стремительно, быстро. Ну и появились люди, которые сочли необходимым со мной бороться. Теперь я понимаю, что эти песни были очень непривычные после того, что мы пели обычно. Кому-то показалось это опасным. Ну и, как всегда, комсомол был застрельщиком.

Первый фельетон обо мне был опубликован в ленинградской газете «Смена» по заданию из Москвы. Но так как он был наспех сделан, в нем было много смешного. Ну, например, там была такая фраза: «На эстраду вышел подозрительный человек. Он запел под гитару пошлые песенки. Но за таким поэтом девушки не пойдут. Девушки пойдут за Твардовским и Исаковским». Такой оригинальный способ - определять качество литературы: за кем пойдут девушки. Сейчас это все смешно звучит, но мне тогда, поверьте, было очень не смешно. Было очень сложно. Значит, было много казусов, нелепостей. Я метался. Я чувствовал, что я делаю что-то интересное, но встречал противодействие. Однажды меня пригласили в очень высокую инстанцию. А у меня была такая одна из первых песен – «Песня про Леньку Королева». Может быть, приходилось слышать вам. Ну и мне сказали в высокой инстанции, человек, который был обременен большими знаниями о культуре, он сказал, что эту песню петь не надо, потому что она неправильно ориентирует молодежь. «Чем же она неправильно ориентирует?» - спросил я. – «А вот у вас там есть такие строчки: «он ушел воевать и погиб, и некому оплакать его жизнь». Как, то есть, некому? Остался ведь народ, всякие организации. » Но я не поверил вкусу этого человека и продолжал петь эту песню. Года через три у меня появилась песня «О дураках». Меня снова пригласил этот человек и сказал мне: «Послушайте! У вас же была замечательная песня про Леньку Королева. Зачем вам петь про дураков?» Ну и я понял, что время делает свое дело. Это лучший судья. Слабые вещи оно убирает, удачные вещи оставляет. Поэтому нам не нужно суетиться, судить, решать. Все решится само собой. Мои песни стали петь некоторые певцы. Хотя очень небольшое количество, потому что песни были непривычные, а им нужно было проходить через художественный совет. И художественные советы боялись этих песен и отвергали их. Но кое-кто пел. Потом эти песни зазвучали в фильмах, в некоторых, в спектаклях. Потом к ним стали больше привыкать. Я стал ездить по стране выступать. Потом меня послали за рубежи. Я выступал за границей. У меня стали выходить пластинки. Потом я стал писать прозу. И ко мне настолько привыкли, что даже однажды в один летний день, когда по традиции десятиклассники выходят ночью на набережные Москвы, чтобы проститься со школой, был такой случай. Телевизионная машина примчалась на набережную, чтобы записать песни вот этих молодых людей. Подъехали к одной группе. Там - рок-н-ролл. Подъехали к другой группе - там тоже что-то этого типа. Стали метаться. И, наконец, увидели - около собора Василия Блаженного стоит такая маленькая кучка с гитарой, и поют мою песню.

Они так обрадовались, услышав свое, что записали и передали в эфир. И так я был узаконен. Ну вот. А потом наступила нормальная полоса литературной жизни. И теперь у меня уже за плечами пять романов и несколько книг стихов и пластинок. И вот сейчас должна выйти пластинка с новыми песнями.

Так что я в своей литературной жизни человек счастливый, потому что я прошел через огонь, и воду, и медные трубы. И устоял. И остался самим собой, насколько это позволил мне характер. И продолжаю работать. Жив и здоров. <Рисунок 23,24 > V. «Именно любовь к Окуджаве, уважение Окуджавы, попытка понимания Окуджавы - объединяет и связывает нас в поколение детей песен Окуджавы»

Из воспоминаний знакомых и друзей Окуджавы

Слушатели первых песен Окуджавы испытывали ощущение, много позже описанное им самим:

Музыкант играл на скрипке – я в глаза ему глядел.

Я не то чтоб любопытствовал – я по небу летел.

Я не то чтобы от скуки – я надеялся понять,

Как способны эти руки эти звуки извлекать

Из какой-то деревяшки, из каких-то бледных жил,

Из какой-то там фантазии, которой он служил?

Казалось, завораживала уже только одна манера исполнения, рассчитанная на слушателей, маленькую комнату, дружеский кружок. Свое душевное волнение мы тогда, в середине 50х годов, менее всего склонны были связывать с качествами поэтической речи Окуджавы: словарь его был прост, рифмы не замысловаты, темы старые, если не старомодны - вера, надежда, любовь, разлука. И еще войнав те годы вряд ли кто мог предложить, что негромкий голос, «камерная» песенка Окуджавы прозвучит когда-нибудь с экрана, эстрады, поднимет на ноги зрительный зал. Почти никто не знал, что перед нами человек, ушедший семнадцатилетним добровольцем на фронт, что свои песни он начал писать совсем недавно, а до того были ранения, демобилизация, филологический факультет в университете, учительство и первая книжка стихов «Лирика». Окуджава вернулся в Москву только после реабилитации родителей, безвинно репрессированных в 1937 году.

Он вернулся в 1956-м – в эпоху великого исторического потрясения, внезапно открывшейся бездны общенародной трагедии. До тех пор Окуджава, переживший арест родителей, сиротство, фронт, ранение, - трагизма происходящего по-настоящему не видел, не понимал, он был очерчен замкнутым кругом сверхценной социальной идеи, фанатичной, не допускающей сомнений. С первых же песен 1957 года Окуджаву запела сначала Москва, а вскоре и вся страна, хотя выступил он одновременно с «громкой» поэзией Е. Евтушенко, А Вознесенского, Р. Рождественского, его обособленность - несомненна. Свои задачи он всегда предпочитал решать сам - вне групповых симпатий, пристрастий, деклараций. Его имя вскоре попало в один ряд с именем А. Галича - и по праву, а потом в один ряд с В. Высоцким. Его аудиторией стал народ, его учителями стали книги Б. Пастернака, А. Ахматовой, А. Твардовского, А. Тарковского, А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, Э. Т. А. Гофмана, В. Набокова.

Для поэта, начинавшего со стихов о войне, Окуджава был мало, как сказали бы мы сегодня, информативен: ни воспоминаний о сражениях, ни описания атак. Такие стихотворения, как «Тамань» («Год сорок первый. Зябкий туман. Уходят последние солдаты в Тамань»), не были ни известны, ни популярны. Окуджава открыто не обнажал свое авторское «я».

Поэтическая метафора Окуджавы означала, что поэт создает свой художественный мир не по законам бытового правдоподобия, но по «образу и духу своему». Реальная жизнь выступила в резко преображенном виде. Моделью этого мира, где сложно отражались и законы самой жизни, и представления Окуджавы о человеке, стал мир арбатских переулков и дворов. «Ах, Арбат, мой Арбат, ты – мое Отечество, ты и радость моя, и моя беда», - пел Окуджава, и было ясно, что к образу Арбата стянуты все его эмоциональные и этические представления. В 80е годы в стихах Окуджавы возник образ символ - «арбатство, растворенное в крови» – он напомнил, как шел к нему поэт. Поэт искал выверенные временем и жизнью поколений представления об этической норме. Окуджава писал:

Человек стремится в простоту,

Как небесный камень – в пустоту,

Медленно сгорает

И за последнюю версту

Нехотя взирает.

Но во глубине его очей

Будто бы во глубине ночей

Что-то назревает.

Время изменяет его внешность,

Время усмиряет его нежность,

Словно пламя спички на мосту,

Гасит красоту. <Рисунок 26> Все в этом стихотворении было отмечено «печатью» Окуджавы: и сопряжение «высоты» и «простоты»; и образность, восходящая к стилистике городского романса (жизнь – костер, сжигающий огонь. ).

- Человек стремится в простоту. - Через высоту.

- Главные его учителя. - Небо и Земля.

Поэтические метафоры Окуджавы были новы именно в силу своего двойного притяжения – к Земле и Небу одновременно. Понять можно Окуджаву только при условии, что мы помним о «рабочих пиджаках», в которые одеты его Дон-Кихоты, о «будничном наряде» его маляров, макающих кисти в «чистое серебро», о «женщинах-соседках», с утра до ночи занятых «стиркой и шитьем».

Если же мы выстроим художественный мир Окуджавы, откликаясь только на тот слой его образной системы, который реализует метафору: «Мне надо на кого ни будь молиться», - мы не поймем того серьезного движения, которое непрестанно происходит в его творчестве.

Окуджава поражал тем, что жаждал не учить, но учиться; не отвечать на вопросы, но решать их со всеми и вслух. С годами стало ясно, что это шло не от возраста, а от склада его поэтического мироощущения: он изначально хотел сопереживания, сочувствования, объединяющего всех настроя, совместности.

В любом произведении Окуджавы мы найдем вопрос, как бы предложенный для всеобщего обсуждения, и одновременно ненавязчиво заявленную собственную позицию:

Мгновенно слово. Короток век.

Где ж умещается человек?

Как, и когда, и в какой глуши

Распускаются розы его души?

Окуджава имел компас, который помогал ему вести читателя по определенному пути. Таким компасом стало его ключевое понятие – надежда. Надежда начиналась не с «гордых гимнов», а со звуков печальных и простых. Она имела конкретный образ, впрочем, меняющийся. Окуджава на разные лады играл с этим словом, поворачивая его то так, то этак.

Метафоры менялись; то это была возможность поверить в гибель лучших ребят своего двора; то образ-символ – «веселый барабанщик»; то монументальные «часы любви». Рассказ о надежде, которая никогда не оставляет человека, стал внутренним сюжетом всех песен Окуджавы.

Эмоциональный заряд, заключенный в стихах и песнях Окуджавы, был силен необычайно не только по интенсивности переживаемого поэтом чувства, но и по интенсивности устремленного на нас волевого потока. Окуджава имеет свои, не совпадающие с расхожими, представления о жизни. Но многие видели в нем поэта, приподнятого над землей, будто бы раз и навсегда остановившегося на том, что «просто надо очень верить этим синим маякам, и тогда нежданный берег из тумана выйдет к нам».

Шли годы. Репутация Окуджавы оставалось устойчивой. Он прочно вошел в состав нашей души. Это было прекрасно, потому что помогало жить.

Но это было и опасно, потому что, успокоившись на том, что Окуджава есть Окуджава, что он неизменно верен себе и нам, мы могли проглядеть серьезные сдвиги в его миропонимании. Так и произошло. <Рисунок 27 > С увлечением, распевая малопонятную, казалось нам, но обаятельную песенку о голубом шарике «Девочка плачет – шарик улетел» (1957), мы почти сначала почти не задумывались над тем, что значил образ голубого шарика в художественном мире Окуджавы. Между тем этот смысл был допроявлен в другом стихотворении тех лет:

Ах ты, шарик голубой, грустная планета, что ж мы делаем с тобой, для чего все это?!

Все мы топчемся в крови, а ведь мы могли бы

Реки, полные любви, по тебе текли бы

Опубликованное лишь в конце 80х годов, стихотворение не случайно пролежало так долго в столе: мучившие поэта вопросы приобретали неразрешимо – философский оттенок.

Виталий Орлов: Булат Окуджава. Такой разный

Многое было у Булата непонятное для каждого, только его, свое, совсем не вписывающее в приоритеты эпохи. Как же можно было отнестись при этом к такому вот, к примеру, тексту:

За что ж вы Ваньку-то Морозова?

Ведь он ни в чем не виноват.

Она сама его морочила,

А он ни в чем не виноват.

Поэтому хотелось Окуджаву почитать, но его тогда практически не печатали. Правдами и неправдами мне удалось добыть первый калужский сборник стихов поэта - тоненькую книжечку в бумажной синей обложке со скрепленными одной скрепкой, как школьная тетрадь, листами.

Даже у любимого мной Высоцкого найдется очень немного стихов, которые можно было бы отделить от музыки и читать отдельно - так, как читаются стихи Окуджавы.

Вот эти, например, - с которых он для меня и начался:

Осень ранняя. Падают листья.

Осторожно ступайте в траву.

Каждый лист - это мордочка лисья:

Вот земля, на которой живу:

По стволам пробегает горенье,

В 1959 году в Москве выходит сборник стихов «Острова», который многие считают его первой книгой, не зная о калужском издании.

В это время он стал как бы случайно сочинять свои песни, и однажды вечером, желая развлечь и позабавить своих друзей, исполнил в компании молодых московских поэтов под незатейливый разухабистый мотивчик шутливое стихотворение про Ваньку Морозова, который циркачку полюбил. Песня очень понравилась, и Окуджава за несколько дней написал еще несколько песен. Позже он не раз говорил, что одним из самых счастливых дней своей жизни считает тот, когда обнаружил, что может писать песни. Эти песни, совершенные в поэтическом и весьма своеобразные в музыкальном отношении, были неотразимо обаятельны. Страна влюбилась в его песни, от них струилась доброта, мужество, красота. Лирика и сатира в русской поэзии неразрывно связаны друг с другом, я думаю, со времен Пушкина. Таковы и многие песни Окуджавы - интимные интонации в них часто соседствуют, правда, не с сатирой, а с мягкой иронией и юмором.

Песни Окуджавы лучше всего слушать, когда он поет их сам. Большинство его песен во всей полноте их замысла и тонкости оттенков могут быть восприняты наиболее полно именно и только в авторском исполнении - в этом один из секретов их феноменальной популярности: в единстве стихов, мелодии, ритма, голоса, аккомпанемента.

Исполнить песню Окуджавы на достойном уровне удается немногим. Среди российских исполнителей это, пожалуй, только Е. Камбурова и Никитины.

Уместно, наверное, рассказать о благотворительном вечере «Булата Окуджава в кино», устроенном 16 октября 2001 году в нью-йоркском Международном дворце Александром Журбиным, в рамках его ежегодного кинофестиваля российских фильмов.

Задуманный как ретроспективная демонстрация фильмов, в которых участвовал сам Окуджава, а также видеозаписей его творческих вечеров и выступлений зарубежных (шведских, японских, польских, американских) исполнителей его песен, - вечер начался с показа записи выступления Окуджавы в 1994 году в редакции «Литературной газеты» - той самой, где он проработал до 1962 года. Лента с записью «Последнего троллейбуса» в исполнении японской артистки была трогательна до слез. Кажется, кто только не пел этот шедевр окуджавской лирики, а вот, поди ж ты - японка в сопровождении большого симфонического оркестра исполнила его с подкупающей искренностью, тонким и бережным проникновением в щемящее сердце русского романса.

Пели песни Окуджавы и присутствовавшие на вечере молодые исполнители в жанре авторской песни Борис Аронсон, Андрей Компанеец, Юлия Беломлинская и Валерия Коренная, а, кроме того - Ирина Гинзбург и сам Александр Журбин.

«Первая его книга, - вспоминал на вечере Евгений Евтушенко, - мне не понравилась, но было совершенно ясно, что это поэт, обладающий собственным голосом. С конца пятидесятых годов и до последних дней жизни Булата мы с ним встречались довольно часто - и в официальной обстановке, и в тесном дружеском кругу. Популярность первых его песен росла необыкновенно быстро, но очень скоро на Окуджаву обрушился град уничижительных статей с издевательскими заголовками вроде «Цена шумного успеха», «Ловцы дешевой славы» и прочее. <Рисунок 28> Во время приезда в Москву знаменитого поэта, композитора и шансонье Жака Бреля, я однажды принимал его у себя дома. И в этот же день ко мне зашел и Булат. Концерт, который они вместе дали для меня, единственного в тот вечер их слушателя, был лучшим в моей жизни. Жаль, что мне не удалось его записать на пленку. Впрочем, я думаю, что в дебрях известной организации такая запись существует: Как-то в концерте встретились Булат и автор оперы «Тихий Дон» композитор Иван Дзержинский. После выступления Окуджавы Дзержинский возмутился: «Уберите этого пошляка!» Но кто сегодня вспомнит хотя бы одну музыкальную фразу из «Тихого Дона»? А популярность Окуджавы не убывает, свидетельство тому - выступление на вечере современных авторов-исполнителей с песнями Булата. Правильно сказал кто-то из них – «Эти песни живы потому, что они написаны не на злобу дня, а о вечном - человеке и его чувствах».

Особое мнение о песнях Окуджавы было и у Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Он сказал однажды, что у Окуджавы настолько органично единство стихов, музыки и исполнения, что нет надобности в том, чтобы профессиональные композиторы писали новые мелодии на тексты уже существующих песен.

По заказу режиссера фильма «Белорусский вокзал» Андрея Смирнова Окуджава написал одну из своих лучших военных песен, знаменитую «Нам нужна одна победа». Вначале песня Андрею Смирнову не понравилась, но присутствовавший на прослушивании композитор Альфред Шнитке сказал, что «в этом что-то есть» и позже на музыкальной теме Окуджавы сочинил мощный финал, которого в первоначальном замысле картины вообще не было.

С присущим ему артистизмом Евгений Евтушенко однажды рассказал: «С 1955 года Окуджава был членом партии, но уже с середины шестидесятых годов начала проявляться его оппозиция ко многим политическим решениям, что не могло не сказаться на отношении к нему партийных бонз. Мне, беспартийному, не раз приходилось защищать от них Булата. Особенно острая ситуация для него сложилась во время чехословацких событий - Булат резко выступил против ввода советских танков в Прагу. Когда его за это решили исключать из партии, я пошел к председателю МГК Гришину отстаивать Булата. Страдавший гайморитом Гришин молча выслушал меня, а потом, потягивая носом, стал говорить: «Понимаешь, мы сейчас переходим на передовую технологию упаковки молока в картонную тару», - и потом сорок минут рассказывал мне, как по этой проблеме принимали решение, закупали импортное оборудование, переоснащали фабрики и прочее, и прочее. «Все сделали, а оно, зараза, текёт! За границей не текёт, а у нас текёт! Вот где у меня проблема! А ты про какие-то песенки!»

В 1968 году в своем первом фильме «Короткие встречи» кинорежиссер Кира Муратова использовала юмористическую песенку-зарисовку Окуджавы «Из окон корочкой несет поджаристой». Как близки стилистике фильма оказались негромкие песни Булата!

Песня из «Коротких встреч» была исполнена Ириной Гинзбург под аккомпанемент её супруга Александра Журбина. Ирина Гинзбург рассказала о дружбе ее отца, известного переводчика немецкой поэзии Льва Гинзбурга, с Окуджавой, который посвятил Гинзбургу стихотворение.

Как поглядеть со стороны:

Пуста тщета усилий,

Но голоса чужой страны

Он оживил в России:

Никто не знает, чьей вины

Пожаром нас душило.

А может, не было войны?.

Будь проклято, что было!

Из девятого класса Окуджава ушел на войну, был минометчиком, связистом, взводным запевалой. В начале 1942 года был легко ранен в ногу, в 1944 году - демобилизован по тяжелому ранению. Свою самую первую песню "Нам в холодных теплушках не спалось" он написал на фронте, в 1943 году.

О своей встрече с поэтом рассказал и А. Журбин. В свое время он работал с режиссером В. Мотылем над музыкой к фильму «Лес» по А. Н. Островскому. «По ходу пьесы, - рассказывал композитор, - пьющие актеры должны были исполнять приличествующий случаю романс. Стихи для него написал Окуджава. Булат Шалвович согласился, чтобы музыку к романсу написал я, за что я ему благодарен. Как говорили окружающие, романс удался и всем понравился, однако, в конце концов в фильм он не вошел. А дело все в том, что в романсе есть припев:

Николай нальет, ах Николай нальет,

Николай нальет, а Михаил пригубит,

А Федот не пьет, ну а Федот не пьет,

А Федот - тот сам себя погубит.

В ту пору была в разгаре антиалкогольная кампания, и романс этот посчитали несвоевременным. Когда кампания бесславно кончилась, романс, было, снова вставили в картину. Однако теперь цензура усмотрела в нем персональные намеки: Николай - это Рыжков, Михаил - это Горбачев, а Федот - Лигачев, и хотя Лигачева звали не Федот, а Егор, зато он был известен как человек непьющий. И романс снова из фильма исключили».

VI. Последнее интервью

Последнее интервью, данное Окуджавой студенту факультета журналистики МГУ Денису Левшинову весной 1997 года и напечатанное в Известиях 14. 06. 97

- Булат Шалвович, как вы относитесь к своей популярности?

- Вы знаете, я человек не тщеславный, а честолюбивый. Тщеславный человек старается слыть, а честолюбивый - быть. Меня никогда не интересовал шум вокруг моего имени. Но как автору мне, конечно, приятно знать, что ко мне хорошо относятся.

- Многие вас считают чуть ли не народным героем.

- Если бы я жил на необитаемом острове, я делал бы то же самое - это моя профессия, мое призвание. Я иначе жить не могу, и потом, настоящие почитатели моей работы, люди мыслящие и серьезные, они не всплескивают руками при виде меня. Некоторые, особенно раньше, когда я начинал выступать с гитарой, меня воспринимали как эстрадного исполнителя - шумели, верещали, но быстро успокоились и ушли в другие залы, а со мной осталось не очень много, но очень верных и мыслящих людей.

- Вы что-нибудь сейчас пишете, я смотрю, у вас всюду разбросаны черновики стихов?

- Я все время пишу и все время работаю.

- А музыку пишете?

- Музыку, в полном смысле слова, я никогда не писал: я не знаю нот. А сейчас я вообще потерял к этому интерес.

- Почему?

- Не знаю, может потому, что исполнение своих стихов было не главной профессией, а хобби - мне нравилось, друзьям моим нравилось, ну я и пел. Потом играть на гитаре я так и не научился, может с этим связано отсутствие профессионального интереса, а может быть, с возрастом. Во всяком случае, последнюю песню я придумал года два назад. Я не могу сказать, что и раньше в этой области я работал очень активно - из ста стихотворений, которые я писал, в песни превращались максимум пять.

- Значит, вы, прежде всего поэт?

- Прежде всего, я человек, который пишет стихи, а поэт я или нет - не знаю.

- У вас есть какое-нибудь специальное образование, музыкальное или литературное?

- Нет-нет, я филолог, русист, закончил филологический факультет. Когда-то ребенком меня отдали в музыкальную школу, но на этом все и закончилось.

- Каковы сейчас ваши отношения с кино?

- Так сложились обстоятельства, что я был вовлечен в кино, у меня были прекрасные друзья-режиссеры, меня подключали к написанию сценариев, я писал сценарии в основном неумеючи, мучаясь, прибегая к помощи друзей. Кое-что получалось удачно. Но потом я возвращался домой, оставался один и писал свои романы и стихи, и это было главное.

Сейчас я из этого круга выбыл. Было время - мне предлагали, я отказывался, кончилось это время. Я свое предназначение выполнил, то, что мог, сделал. Потом перестали в кино употреблять песни этого жанра, этого стиля. Вообще искусство стало меняться.

Везде уровень ресторана, но ресторанная песня - это ресторанная песня, и дай ей Бог здоровья, в ресторане ты не будешь слушать арию Каварадосси. Но когда эта музыка становится ведущей, это ужасно. Последнее время появились какие-то бездарные, безголосые, кривляющиеся исполнители, их называют звездами, они это всерьез в отношении себя воспринимают, вот эта пошлятина ресторанная - это плохо. Но думаю, пройдет.

- Булат Шалвович, вам нравятся Юрий Шевчук или Борис Гребенщиков?

- В рок-музыке я ничего не смыслю. Я не хочу сказать, что это плохо, но я ничего в этом не понимаю, я человек старомодный. Что касается Гребенщикова, я его давно знаю, и он мне интересен, прежде всего как поэт, у него есть несколько вещей, которые меня просто очаровали. То же самое и Юрий Шевчук. Человек одаренный, яркий, своеобразный, но я воспринимаю только его стихи.

- Вас не раздражает, когда актеры или музыканты вдруг становятся коммерсантами или политиками?

- Нет, мне это совершенно безразлично и никак меня это не трогает, просто иногда мне их бывает жалко. Актеру быть политиком не следует. Участвовать в общественной жизни можно, но только на уровне гражданина. А куда-то избираться, переизбираться, лезть в депутаты - это все смешно и многие это уже поняли.

- Что такое, на ваш взгляд, интеллигентный человек?

- Интеллигентный человек – это, прежде всего тот, кто стремится к образованию. Это человек, который против насилия. Бывает, что академик - жлоб, а рабочий - интеллигент. Вот говорят, Ленин интеллигентный человек. Никогда он не был интеллигентом, потому что интеллигент - противник насилия.

- Какой смысл вы вкладываете в понятие «свобода»?

- Свобода это, прежде всего, то, что в России неизвестно. Когда в России говорят свобода, подразумевают воля. Что значит воля? Делай, что хочешь, а свобода - это воля в рамках закона. У нас или воля, или полное холопство, поэтому мы сейчас и мучаемся. Свобода это, прежде всего, уважение к личности. Я живу в рамках собственного предназначения, вот это и есть свобода. У нас сейчас кричат - демократия, свобода, да никакой у нас демократии нет, демократия - это состояние крови, это вырабатывается даже не десятилетиями, а поколениями, это должно быть внутри у человека.

- Вы религиозный человек?

- Я православный по своим предкам. Но в душе я абсолютный атеист и сегодня лукавить не стану. И я должен сказать, что у меня не вызывает трепета наша православная церковь, потому что она находится на том же уровне, на котором находится и наше общество, она мне не симпатична.

Хотя против церкви я ничего не имею, я знаю священников - блистательных людей. Вот моя жена истинно верующий человек, я искренне уважаю ее пристрастие к вере.

- Насколько я знаю, ваша жена - коллекционер кукол.

- Нет, она не коллекционер, она создала Московский музей кукол и ее окружают нищие талантливые кукольщики.

- Булат Шалвович, кто сейчас ваши друзья?

- Вы знаете, я никогда не был широкообщительным человеком. Те, кто были моими друзьями, те и остались. Правда, теперь видимся мы очень редко. Это возрастное.

- Скажите, Булат Шалвович, что такое любовь?

- Я не смогу объяснить, я могу любовь увидеть и сказать - о, это любовь, а классифицировать я не могу.

- Вы любите людей?

- Хороших - да, плохих - нет. Нельзя любить всех людей, бывают субъекты, которых не грех и ненавидеть. У меня есть такие строки в стихотворении: «Я люблю не народ, а отдельных его представителей». Заключение

Окуджавы не стало всего десять лет назад. Уже десять лет! И все эти десять лет не стихают разговоры о нем. Разговоры среди знающих его и только для себя его открывших. Влияние творчества Булата Окуджавы  -  на писателей-современников, на тысячи самодеятельных исполнителей его песен, на миллионы его простых слушателей и читателей - оказалось необычайно велико. По мнению М. О. Чудаковой, «песни Окуджавы явились камертоном и для современной ему и последующей лирики, и для интонационной атмосферы времени». Люди разного возраста, убеждений, различного житейского и эстетического опыта, откликнулись на его смерть в 1997 году однозначно - словами «Совесть, благородство и достоинство. ». И не случайно ежегодная литературная премия имени Булата Окуджавы, учреждённая после его ухода, присуждается теперь «за создание произведений в жанре авторской песни и поэзии, вносящих вклад в российскую культуру».

Вячеслав Огрызков, отрывки из статьи

Вроде бы и нет смысла объяснять, кто такой Булат Окуджава, когда он родился, где жил и что делал. Кажется, это и так все знают. Только знают ли? В его честь проводятся слеты и фестивали. Его стихи входят в программу по литературе для старших классов. Разве что корабли пока не называют именем Окуджавы — и то, пожалуй, лишь из-за проблем с кораблестроением. Сорок лет его песни поет вся Россия — по крайней мере, лучшая ее часть. Когда-то, в конце 50-х, Булат мечтал найти двух-трех гитаристов, чтобы каждый вечер выходить с ними на Тверской бульвар и петь, приучать публику к песням. Друзья отговорили. А потом так получилось, что особенно «приучать» не пришлось: публика привыкла к песням, а сам он — к публике.

Памятник Окуджаве стоит себе на Арбате — пусть не особенно удачный, непохожий, по-московски вычурный, эклектичную арбатскую кашу уже ничем не испортишь.

Каждая эпоха создает своих певцов, но пережить смену времен под силу единицам. Окуджаве это удалось.

Будучи поэтом по рождению, он остался солдатом по призванию — русским офицером, хранящим святыню чести и долга. Образы войны, запечатленные в его песнях, стали нравственным каноном после сталинской эпохи. На них в течение последующих двадцати лет строилось сознание общества. Окуджава был первым, кому удалось сдвинуть идейную махину, обозначив в качестве основы мироздания живую душу. Болящую, ранимую, любящую, подвластную не партийной разнарядке, а велениям совести. и Божьей воле.

Верующим, в привычном понимании этого слова, Окуджава никогда не был, как не был и атеистом — в окопах их не водится. Он исповедовал как религию то, что называется вечными ценностями.

Конечно, он был поэтом пушкинской породы: по щедрости дара, по естественности слога, по простоте и легкости образов. От огромного его наследства еще долго можно будет кормиться и греться всем его питомцам, потомкам и многочисленным эпигонам. Для уставших, отчаявшихся и сомневающихся он оставил в утешение молитву, вложив ее в уста эпатажника Вийона. Для собратьев по перу Булат сформулировал универсальный критерий творчества, сказав: «Каждый пишет, как он дышит». Для бардов стал камертоном. Однако прямых наследников — учеников, способных нести пророческое служение русской музы, — не оставил. Сами пусть растут! Сами дышат, слышат и пишут, «не стараясь угодить».

И плачут. «Поэты плачут — нация жива» — это его строчки.

Ю. Нагибину

Неистов и упрям, гори, огонь, гори.

На смену декабрям приходят январи.

Нам все дано сполна – и радости, и смех, одна на всех луна, весна одна на всех.