Жизнь Петра I до вступления на царский престол

Петр Алексеевич Романов, Петр I Великий, Пётр безумный, как называли его в мусульманских странах - всё это один человек, ставший первым Российским императором, изменивший свою страну до неузноваимости, благословленный одними и проклятый другими своими современниками. Мнение о нём разных людей различно, но и тогда и теперь не утихает интерес к этому великому человеку. Жизнь и царствование его и поныне интересует историков, политиков, биографов и простого обывателя.

Рождение Петра I.

От первого брака, с Марией Милославской, у Алексея Михайловича было тринадцать детей - восемь девочек и пятеро мальчиков. Царица Мария, прожив с Алексеем Михайловичем двадцать лет, умерла 3 марта 1669 года, когда её мужу было сорок лет.

Решив жениться во второй раз, царь пересмотрел сотни претенденток. Выбор Алексея Михайловича пал на Наталью Кирилловну Нарышкину. 22 января 1671 года состоялось их венчание

30 мая 1672 года, в день поминовения преподобного Исаакия Далматского, в четверг, перед расцветом у них родился сын, которого нарекли Петром.

Мальчик рос и воспитывался так же как в своё время росли и воспитывались его сводные братья, по матери – Милославские.

До семи лет он находился под опёкой мамок и нянек, а после этого перешел в мужские руки. Его первым воспитателями стали «дядька» - боярин Родион Матвеевич Стрешнёв и стольник Тимофей Борисович Юшков. Среди воспитателей Петра был и другой Стрешнев.

Что же касается династических событий, произошедших в детстве Петра, то следует особо отметить неожиданную смерть Алексея Михайловича, наступившую 29 января 1676 года и повлёкшую за собой опалу Нарышкиных – престол унаследовал Фёдор Алексеевич, сын покойной Марии Ильиничны Милославской.

Однако царствование Федора Алексеевича оказалось не долгим: он умер бездетным 27 апреля 1682 года.

Смерть Федора ещё более обострила борьбу многочисленного клана Милославских и Нарышкиных, не утихавшую со дня кончины Алексея Михайловича. Но и на этот раз трон остался за Милославскими – умершему Федору наследовала его старшая сестра Софья, так как сыновья Алексея Михайловича были ещё юны. Петру было десять лет, а Иван, хотя ему и шел шестнадцатый год, по здоровью недалеко ушёл от вечно болевшего при жизни Федора, а по уму сильно ему уступал.

Сразу после смерти Федора Алексеевича царём был избран десятилетний Пётр, Софья, однако, стоявшая во главе клана Милославских, решила принять меры, чтоб к власти не пришли Нарышкины и их сторонники.

Опираясь на московских стрельцов, многочисленные союзники Софьи подняли открытый бунт против Нарышкиных, потребовав удаления из Кремля. Это произошло 15 мая 1682 года. В этот же день стрельцами был выдан брат Натальи Кирилловны Иван, изрубленный и на части, а его голова была вздета на копьё. Вслед за тем стрельцы потребовали пострижения отца Натальи Кирилловны и ссылки всего рода Нарышкиных. Был убит и сторонник Нарышкиных князь Михаил Юрьевич Долгоруков, и ближайшие сподвижники Алексея Михайловича Языковы и Лихачёвы. Был убит и Артамон Матвеев, незадолго перед тем вернувшийся из ссылки в Москву для подавления мятежа

Эти убийства и зверства произошли на глазах юного Петра. Он был настолько напуган и потрясён, что с ним случился первый эпилептический припадок. Впоследствии такие припадки, называемые тогда «падучей болезнью», периодически случались у Петра до конца жизни. На всю жизнь сохранил он и ненависть к бунтовщикам и в дальнейшем не однажды беспощадно карал мятежников.

Получив около трёхсот тысяч рублей и имущество побитых им бояр, стрельцы послали начальника Ивана Андреевича Хованского потребовать воцарения и старшего брата – Ивана Алексеевича, объявив его первым царём, а Петра вторым.

К середине лета правительство Софии из-за своевольства стрельцов потеряло контроль над столицей, и потому 13 июля двор во главе с цесаревной покинул Москву и перебрался в хорошо укреплённый Троице - Сергиев монастырь, расположенный в 75 километрах к северу-востоку от Москвы. Правда, вскоре все они вернулись в Москву, но не надолго, и в августе снова направились в Троицу

В то время как Софья маневрировала подобным образом, власть над стрельцами захватил начальник Стрелецкого приказа князь Иван Андреевич Хованский, в майских событиях энергично отстаивавшей интересы своих подчинённых. Стрельцы намерены были посадить Хованского на престол, но Хованский проявил нерешительность, чем тут же воспользовалась Софья. Она собрала к Троицкому монастырю дворянское ополчение, вызвала Хованского с сыном Андреем на встречу с боярами - членами боярской думы, в которою входил и Хованский, - и когда отец и сын приехали, велела схватить и казнить их обоих без суда, обвинив в государственной измене. Заговор был обезглавлен, и стрельцы покорились воле правительницы.

Во всех этих делах главные роли сыграли сторонники Софьи и её фавориты – один в настоящем, князь Василий Голицын, а второй в будущем - новый начальник московских стрельцов Фёдор Шакловитый.

Возвратившись в Москву, Софья стала участвовать во всех дворцовых и церковных церемониалах наравне с царями Иваном и Петром. Она приказала чеканить золотые монеты с её портретом, стала надевать царскую корону и давала офицерам аудиенции иноземным послам в золотой палате Московского кремля.

Жизнь Петра до вступления на царский престол

Уже в юности Пётр проникся любовью и уважением к образу жизни, культуре, ремеслам и наукам, к которым приобщали его московские немцы, поселившейся в своей собственной слободе за Яузой. Пётр был так восхищён всем, что увидел там, так покорён костюмами и застольями, чистотой и порядком, что вскоре сам стал называть себя « немцем».

Уже в десять лет Пётр был рослым, крепким мальчиком, подвижным и любознательным. Одним из его первых учителей был подьячий Посольского приказа Никита Моисеевич Зотов, выучивший Петра грамоте и началам российской истории.

В одиннадцать лет Пётр показался секретарю посольства Кемпферу шестнадцатилетним. «Лицо у него открытое, красивое, молодая кровь играла в нём Удивительная красота его поражала всех предстоявших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских».

Как раз в это самое время начинает Пётр свои «марсовы потехи», начиная служить богу войны – Марсу. 30 мая 1683 года, когда исполнилось ему одиннадцать лет, в подмосковном селе Воробьёво артиллерийский капитан Симон Зоммер впервые учинил перед Петром «потешную огнестрельную стрельбу» из настоящих орудий. Зоммер был одним из первых иностранцев, с которыми судьба свела юного царя, и почти тот час же Пётр обратил внимание и на других иноземцев, живших, как и Зоммер, на берегах ручья Кукуй в Немецкой слободе.

Военные игры привели к тому, что Пётр объявил о создание потешного полка, и на его зов 30 ноября 1683 года первым явился сорокалетний придворный конюх Сергей Бухвостов, вошедший в историю как первый солдат регулярной российской армии. Он прослужил до семидесяти лет, выйдя в отставку майором артиллерии. Пётр такт любил Бухвостова, что приказал скульптуру Бартоломео Растрелли-старшему сделать ещё при жизни Сергея Леонтьевича его статую.

Однако, не на долю Бухвостова выпала наибольшая известность, а тем более наибольшая удача – в особом, как тогда говорили, «кредите у Фортуны» оказался иной человек – сын другого дворцового конюха, тоже явившись на зов Петра в потешный полк, Александр Данилович Меньшиков. Пётр видел Меньшикова в доме швейцара Лефорта, где тот был «казачком» - мальчиком на посылках. Да и было ему в ту пору десять лет. Пётр же был старше Меньшикова всего на полтора года. А уже через три года тринадцатилетней Меньшиков служил денщиком Петра, почти сразу же став его любимцем. Сметливый, расторопный, весёлый, смелый, с удовольствием разделявший все утехи своего государя, Меньшиков вскоре стал «вторым я» юного царя, ни на час не отлучаясь от него и ловко угождая малейшим его прихотям.

Да и в «марсовых потехах», которые в это время составляли главное занятие и царя, и его денщика, они были столь же неразлучны и единодушны, как и в прочих делах.

Так, между играми, забавами и непременным серьёзными занятиями по обмундированию, снабжению, вооружению и обучению сотен молодых рекрутов, в селе Преображенском появился одноимённый, пока ещё вроде бы и потешный, но уже и нешуточный, а впоследствии первый гвардейский полк России, увенчанный всеми наградами империи.

Пётр, наряду с другими, стал служить в этом полку рядовым, испытывая на себе все перепетии1 и тяготы солдатской службы, которая закалила его и рано сделала взрослым мужчиной. Эта же служба ещё более сблизила Петра с иностранцами – офицерами, так как именно их – преимущество немцев – молодой царь пригласил в Преображенский полк на командные должности.

В1685 году Пётр приказал построить в Преображенском, на берегу Яузы, потешный городок – крепость Прешбург, чтобы обучать солдат осаде, обороне и штурму городов.

А когда исполнилось ему шестнадцать, затеял он построить на Плещеевом озере, в Переяславле-Залесском первую флотилию, положив тем самым начало российскому кораблестроению. Эта очередная потеха заставила Петра заняться арифметикой и геометрией, освоить различные астрономические и корабельные инструменты, чему обучали его тоже иноземцы Франц Тиммерамн и Карстен Брант.

Месяцами стал он пропадать на озере, чем приводил матушку свою Наталью Кирилловну в великое смятение. Мать боялась, что её Петруша утонет, и не знала что предпринять, чтобы привязать сына к Москве. Новая затея казалась ей еще хуже и опасней, чем потешные игры возле Преображенского.

И тогда Наталья Кирилловна надумала женить сына на молодой красавице и стала присматривать будущую невестку среди лучших столичных невест.

После раздумий она остановила свой выбор на двадцатилетней Евдокии Лопухиной, девушке красивой, но не очень умной и, главное, не очень схожей со своим мужем по характеру.

После свадьбы Петр очень быстро остыл к молодой жене и подолгу оставался на Плещеевом озере.

Наезжая в Москву, Пётр всё чаще интересовался государственными делами, что насторожило Софью и её сторонников. В Кремле видели, что орлёнок расправляет крылья, но видели также и то, что противная ему сторона - прежде всего сама Софья и Шакловитый, а также князь Голицын – не намерены уступать власть молодому претенденту.

Опасаясь ещё большего усиления Шакловитого, а вместе с ним и Софьи, враги Фёдора Леонтьевича решили опереться на семнадцатилетнего царя Петра и в ночь с 7 на 8 августа 1689 года донесли, что начальник Стрелецкого приказа злоумышляет на жизнь его самого и его матери.

Впоследствии все восемь доносчиков получили по тысяче рублей – огромные деньги, если срубить и поставить избу стоило тогда один рубль. Пётр поверил навету2 и тот час же бежал из подмосковного села Преображенского в Троице-Сергиев монастырь, за мощными стенами которого семь лет скрывалась царевна Софья.

Пётр бежал туда по совету Бориса Голицына, двоюродного брата Василия Голицына. В ту пору Борис Голицын был одним из ближайших сподвижников Петра и имел на него сильное влияние. Пётр примчался в Троицу в сопровождении лишь нескольких приближенных, но уже на следующий день к нему приехала мать, любимая сестра Наталья и молодая жена – царица Евдокия.

А следом за ними к воротам монастыря подошел большой и сильный отряд, который привёл швейцарец, полковник Франц Лефорт, - любимец Петра и верный его друг.

За то, что Лефорт первым из офицеров иностранцев примчался на помощь к Перу, он был произведён в генералы.

Вслед за Лефортом в монастырь пришло еще несколько офицеров – иностранцев и оставшимся верным Петру стрелецкий Сухарёв полк. Ещё через три дня прибыли и телеги с порохом, ядрами, картечью, пушками и мортирами. А к концу августа в Троицу пришли со всеми урядниками ещё пять стрелецких полковников.

Патриарх Иоаким, посланный в Троицу царевной Софьей для того, чтобы помирить её с братом, не только не стал миротворцем, но ясно дал понять Петру, что стоит на его стороне и дальше будет держаться точно также.

Почувствовав, что сила на его стороне, Пётр 1 сентября потребовал выдать ему Шакловитого «головой», и после того как Софья, помешкав неделю, всё же выдала своего любимца, хотя при этом и обливалась слезами, Федора Леонтьевича поставили на пытку и 12 сентября отрубили голову.

Василия Голицына отправили с женой и детьми к Северному Ледовитому океану, а царевну Софью заточили в московский Новодевичий монастырь.

Софья умерла 3 июля 1704 года, в 46 лет, а Голицын умер в изгнании в 1714 году в возрасте 70 лет.

1. Перепетии – споры, несогласия.

2. Навет - донос.

Пётр - самодержец

После победы над Софьей и её сторонниками Пётр стал единовластным самодержавным государём. Возвратившись в Москву, он с головой погрузился в государственные дела, впервые ощутив тяжесть Мономаховой шапки. И хотя титул царя обязывал Петра претерпевать многие связанные с ним неудобства, тяжелее всего давались Петру сдержанность и благолепие, ибо молодость и жгучий темперамент оказывались сильнее разума и строгих канонов дворцового церковного этикета. Особенно нетерпеливыми для сторонников благочиния казались теперь наезды царя в еретическую Немецкую слободу, где по - прежнему правил бал его друг Лефорт.

Одним из немногих, кто решительно противился дружбе юного царя с иноземцами – иноверцами, видя в этом и пагубу его душе, был патриарх Иоаким. Но 17 марта 1690 года Иоаким умер, и Пётр, уже никем не сдерживаемый, пустился в разгул.

Через две недели после смерти Иоакима Пётр впервые переоделся в немецкое платье, заранее сшитое к этому времени по его заказу в Мастерской специально для него. Он облачился в камзол, штаны, чулки и башмаки, перекинул через плечо шитую золотом перевязь, прицепил к ней шпагу и надел парик. Причём кое-что из этого поставил Петру новоиспечённый генерал Франц Лефорт.

По возвращении из Троицы в Москву Пётр чаще, чем к кому-либо другому, стал заезжать к Лефорту, где его всегда ждала компания, в которой можно было услышать множество любопытных и полезных историй.

Как бы то ни было, но чувства Петра к жене Евдокии уже в 1693 году угасли окончательно. А между тем Евдокия Фёдоровна менее чем через год после свадьбы, 18 февраля 1690 года, родила царю сына, названного в честь деда Алексеем, а затем в 1691 и в 1692 годах ещё двух мальчиков – Александра и Павла, которые умерли во младенчестве, не прожив и одного года.

Однако государственные дела всегда были для Петра несравненно важнее его личных дел.

Он дважды уезжал в Архангельск, желая создать современный торговый флот, дважды ходил в походы на Крым, победоносно завершив их с помощью военного флота, созданного им в центральной России. Наконец, в марте 1697 года он отправился в Европу с «Великим посольством», чтобы воочию1 увидеть передовые европейские страны и затем употребить в России всё полезное, что он там узнает.

Итак, в начале марта 1697 года из Москвы в Европу отправилось «Великое посольство». Проехав через Курляндию, Пруссию, Бранденбург и Голландию, Пётр на три месяца заехал в Лондон. Здесь – то он и принял решение, круто переменившее судьбу его жены. Перестав отвечать на письма Евдокии Фёдоровны ещё по пути в Англию, Пётр, оказавшись в Лондоне, решил насильно постричь ее и заточить в монастырь.

25 августа 1698 года, загнав коней, Пётр примчался в свою столицу из Вены, куда пришла к нему весть о том, что в Москве 6 июня произошёл ещё один бунт стрельцов. И хотя мятеж был подавлен менее чем через две недели после того, как начался, и 57 главных защитников были немедленно казнены, а четыре тысячи рядовых участников сосланы, Пётр, тем не менее, сразу же начал новое следствие, которое привело на плаху и на виселицу больше тысячи человек. Сотни стрельцов были изувечены, брошены в тюрьмы, усланы в самые глухие медвежьи углы царства.

«Царь, Лефорт и Меньшиков взяли каждый по топору. Пётр приказал раздать топоры своим министрам и генералам. Когда же все были вооружены, всякий принялся за свою работу и отрубал головы. Меньшиков приступил к делу так неловко, что царь надавал ему пощёчин и показал, как должно отрубать головы», - писал позже саксонский посланник. Александр Данилович, способный к любому делу, тут же, на глазах у царя, немедленно исправился и к концу дня отрубил двадцать стрелецких голов да ещё и пристрелил одного из колесованных, чтобы прекратить его мучения. Последнее милосердное деяние произвёл он, впрочем, не по собственной инициативе, а по приказу Петра.

Стрелецкие полки были расформированы, а на их месте появились новые полки - регулярной российской армии. Пётр лично участвовал при допросах и пытках, организовывал казни, но между этими государственными делами не забывал о своих личных заботах.

Лишь через неделю он встретился с Евдокией. Причём не в её кремлёвских покоях и не у себя, а в доме одного из своих ближайших сотрудников Андрея Виниуса, главы Почтового ведомства.

Долгие разговоры ни к чему не привели – Евдокия наотрез отказалась уходить в монастырь и в тот же день попросила заступничества патриарха Андриана.

Патриарх заступился за царицу, но Пётр накричал на семнадцатилетнего князя церкви, заявив, что это не его дело и он, царь, никому не позволит вмешиваться в его решения и его собственные семейные дела.

Через три недели Евдокию Фёдоровну посадили в закрытую карету, и два солдата – преображенца отвезли её в Суздаль. Есть свидетельство, что Пётр даже хотел казнить Евдокию, но за неё заступился Лефорт, и дело ограничилось заточением в монастырь.

Там с ней и вовсе перестали церемониться: силой постригли, переменив её родовое имя «Евдокия» на новое, монашеское – «Елена», и, не обращая внимания на крики и слёзы, заперли в тесную келью2 Покровского девичьего монастыря.

Ей не дали ни копейки на содержание, и она вынуждена была просить деньги у своих опальных и обнищавших родственников: «Здесь ведь ничего нет: всё гнилое. Хоть я вам и прискушна, да что же делать. Покамест жива, пожалуйста, поите, да кормите, да одевайте, нищую».

19 августа 1700 года Россия объявила войну Швеции, начав одну из самых затяжных войн в своей истории - Северную, длившуюся двадцать один год и по продолжительности сравнимую только с двадцатипятилетней Ливонской войной 1558 – 1583 годов при Иване Грозном. Последняя, будучи проиграна, оказалась по своим последствиям весьма трагической для России.

Между тем и Ливонская война, и Северная проходили на территории Прибалтики, Ингерманландии, части Карелии и Литвы, и это предопределяло сходство геополитических интересов Ивана Грозного и Петра 1, обязанных и вынужденных учитывать расклад сил многих государств этого обширного региона.

22 августа Пётр, оставив Москву, отправился на театр военных действий к Нарве. 19 ноября русские войска потерпели там серьезнейшее поражение, но Пётр не опустил руки и с ещё большей энергией продолжал начатое дело.

25 августа 1702 года русские войска фельдмаршала Шереметева заняли город Мариенбург (ныне это латвийский город Алуксне). Его служанкой стала восемнадцатилетняя Марта Скавронская, дочь местного крестьянина, недавно вышедшая замуж за полкового трубача немца Иоганна Крузе, после чего стала прозываться Мартой Трубачёвой.

Марта совершенно очаровала Петра.

Новый роман не походил ни на один из его предыдущих: от двадцатилетней литовской крестьянки тридцатидвухлетний царь потерял голову и с самого начала имел в отношении Марты серьёзные намерения. Он не считал её простой наложницей, но видел в ней будущую жену. Марта родила от царя двоих сыновей - Петра и Павла, которые, правда, умерли во младенчестве. Но ещё до их кончины, в 1705 году в Петр предложил своей будущей жене, матери двоих сыновей, принять православие.

К этому времени и сама Марта прекрасно помнила, что Россия стала для неё родиной, где ей предстоит прожить очень долго. «Для того - писал историк К. И. Арсеньев - оставила веру своей родины и приняла православие; усердно начала изучение русского языка и скоро преуспела в нём так, что казалось, будто всегда принадлежала к великой семье русского народа»

Решив крестить Марту Скавронскую по православному обряду, Пётр уже в 1705 году имел в отношении неё далеко идущие планы, намереваясь в дальнейшем сделать её и своей женой, и русской царицей. Об этом красноречиво свидетельствует хотя бы тот факт, что крёстным отцом Марты, получившей при новом крещении имя Екатерины, был родной сын Петра – пятнадцатилетний царевич Алексей, а её крестной матерью – сводная сестра царя Екатерина Алексеевна, сорокасемилетняя дочь Алексея Михайловича и Марии Милославской.

С этого времени Марта стала называться Екатериной Алексеевной, и все, кто знал ее, резко изменили отношения к ней, ибо теперь перед ними была крестница царевича и царевны, в недалёком будущем их государыня.

1. Воочию - собственными глазами.

2. Келья - комната в монастыре.

Прутский поход.

25 февраля 1711 года в Успенском соборе был зачитан Манифест об объявление войны Османской империи. Однако месяцем раньше из Риги на юг двинулись полки Шереметева, чуть позже выехал и сам командующий, а 6 марта из Москвы направился на театр военных действий и Пётр.

В этот же день, 6 марта, перед отправлением в войска Пётр тайно обвенчался с Екатериной, и теперь с ним в поход впервые отправилась как законная супруга царя, только пока не венчанная на царство.

Правда, об этом знали лишь самые близкие Петру и Екатерине люди, ибо венчание было тайным, а свадьбы и вообще не было. Официально же Пётр венчался с Екатериной почти через год, 19 февраля 1712 года, после возвращения из Прутского похода и поездки в Польшу и Германию.

В пути Пётр получил несколько сообщений о необычайном мздоимстве Меньшикова и написал ему в Петербург грозное письмо, в котором имелась такая фраза: «А мне, будучи в таких печалях, уже пришло не до себя и не буду жалеть ни кого».

Поездка в лагерь русских войск заняла у Петра более трёх месяцев. Столь долгое его путешествие от Москвы до Прута объяснилось тем, что по дороге он подолгу останавливался в разных городах, решая вопросы грядущей компании и особенно основательно подготавливая и проводя дипломатические акции. К тому же из-за внезапной болезни пришлось остановиться в Луцке.

Приехав ещё в марте в Галицию, Пётр встретился там, в местечке Ярослав, с молдавским господарём Дмитрием Кантемиром и 11 апреля 1711 года подписал с ним союзный договор, направленный против турок. Здесь же, 30 мая Пётр подписал договор и польским королём Августом II , специально для этого приехавшим в Ярослав.

12 июня Пётр и Екатерина прибыли в лагерь русских войск на Днестре, но полки Шереметева и сам фельдмаршал ещё были в пути.

Марш к Днестру оказался очень трудным: стояла сильная жара, высушивая не только ручьи и озёрца, но и колодцы. К тому же саранча пожрала траву, и от бескормицы пало множество лошадей, замедляя тем самым движение артиллерии и обозов. Да и провианта не хватало, ибо край был основательно разорён турками и союзными татарами.

В начале июля все русские войска - дивизии Шереметева, Вейде и Репина, - общей численностью в 38 246 человек соединились на берегу Прута и успели построить укреплённый лагерь, вокруг которого сосредоточились неприятельские силы, не менее чем в три раза превосходившие войска русских и союзных молдаван князя Дмитрия Кантемира.

После двух штурмов, предпринятых турками 9 и 10 июля и с трудом отбитых русскими, Петр решил послать к Великому визиру Махмет-паше парламентера с предложением о прекращение войны и заключении перемирия. Великий визирь склонился к миру, но крымский хан и генерал Понятовский – представитель Карла XII- настаивали на продолжении сражении.

Объективно положение русских было катастрофическим: у них уже три дня не было куска хлеба, ни фунта мяса, а против 120 русских орудий неприятель выдвинул 300. И всё же турки не были уверены в успехе - перед ними стояла победоносная армия, прошедшая через огонь Лесной и Полтавы.

Петр очень нервничал. Он приказал Екатерине покинуть лагерь и скакать в Польшу, но она наотрез отказалась оставить его.

Между тем Великий визирь сохранял молчание, и тогда в турецкий лагерь отправился Петр Павлович Шафиров. В инструкции, данной Шафирову, Пётр писал: «В трактовании с турками дана полная мочь господину Шафирову, ради некоторой главной причины» А этой «главной причиной» было спасение армии. Пётр соглашался отдать туркам все завоёванные у них города, вернуть шведам Лифляндию и даже Псков, если того потребуют турки. Кроме того, Пётр обещал дать Махмет-паше 150 тысяч рублей, а «другим начальным людям» 80 тысяч.

Однако, обещание выплаты столь огромной суммы было нереальным - армейская казна такими деньгами не располагала. А между, тем надеяться следовало главным образом на деньги, золото, до коего и Великий визирь, и его помощники были очень и очень охочи.

И тогда, спасая положение, Екатерина отдала на подкуп турецких сановников все свои драгоценности, а стоили они десятки тысяч золотых рублей.

Шафиров вручил эти драгоценности и деньги туркам, и они подписали мир на условиях, о которых Пётр и не мечтал: дело ограничилось возвращением Турции Азова, Таганрога и ещё двух мелких городов, да требованием пропустить в Швецию Карла XII. А турки обязались пропустить в Россию русскую армию.

В подтверждении готовности выполнить эти условия Шафиров и сын Шереметева - Михаил Борисович – должны были оставаться заложниками у турок.

11 июля Шафиров и Михаил Шереметев приехали в турецкий лагерь, а на следующее утро русская армия двинулась в обратный путь. Она шла медленно, сохраняя постоянную готовность к отражению внезапного нападения. 1 августа армия перешла Днестр, и уже ничто более ей не угрожало.

А Петр и Екатерина отправились сначала в Варшаву для свидания с Августом II, затем в Карлсбад, на воды, где Пётр должен был пройти курс лечения, и наконец в Торгау, где должна была состояться свадьба царевича Алексея и принцессы Софьи Шарлоты Брауншвейг-Вольфенбюттельской, доводившейся свояченицей австрийскому императору и родственницей многим другим европейским монархам.

Пётр I и его сын Алексей.

Сын царя Алексей не разделял взглядов отца. Он был достаточно образованным, для своего времени человеком, но очень любил церковные службы, рассказы о святых, молитвы и заповеди. Это не устраивало Петра, который хотел видеть в сыне последователя своих идей. Отец и сын редко видели друг друга, их общение происходило посредством переписки. В своих письмах к сыну, Пётр требовал, чтобы он больше занимался государственными делами. Если же этого не случится, Пётр грозил лишить сына наследства: «Пусть лучше будет хороший чужой, нежели не потребный свой». Отвечая отцу, Алексей во всём соглашался с Петром и просил лишить его наследования престола, ссылаясь на слабость здоровья и плохую память, желая стать монахом. Приближенные к Алексею люди внушили царевичу мысль бежать за границу, что он и сделал. Алексей нашёл убежище в Вене у Карла VI Габсбурга.

Узнав о пропаже сына, Пётр начал поиски беглеца. Обнаружив убежище Алексея, Петр обратился с просьбой к Карлу VI о выдаче ему сына. 31 января 1718 года Алексей был доставлен в Москву. Пётр начал расследование по делу о побеге Алексея и его приближенных. Следствие, начавшееся в феврале 1718 года, продолжалось до середины июня, привело к тому, что Алексей попал в каземат Петропавловской крепости, и был подвергнут пыткам. 24 июня Верховный суд, состоявший из 127 человек, единогласно постановил предать царевича смерти. 26 июня не выдержав пытки, Алексей умер. Желая показать, что смерть Алексея для него ровно ничего не значит, Пётр на следующий же день после казни сына пышно отпраздновал девятую годовщину победы под Полтавой.

Болезнь и смерть императора Петра I.

21 ноября Пётр первым в столице переехал по льду через Неву, вставшую лишь на кануне. Эта его выходка показалась настолько опасной, что начальник береговой стражи Ганс Юрген хотел даже арестовать нарушителя, но император проскакал мимо него на большой скорости и не обратил внимания на его угрозы.

20 декабря он участвовал в грандиозной попойке, устроенной по случаю избрания нового «князь-папы Всепьянейшего собора», а январь 1725 года начал особенно бурно, отгуляв на свадьбе своего денщика Василия Поспелова и на двух Ассамблеях – у графа Толстого и вице адмирала Корнелия Крюльса.

Особенно же поразил всех больной император, когда 6 января, в мороз, прошёл во главе Преображенского полка маршем по берегу Невы, затем спустился на лёд и стоял в течение всей церковной службы, пока святил Иордань, прорубь, вырубленную во льду. Всё это и привело к тому, что Пётр сильно простудился, слёг в постель и с 17 января стал испытывать страшные мучения. Эта болезнь оказалась последней в его жизни.

О диагнозе смертельной болезни Петра существует несколько версий. Французский посол в России Кампредон сообщал в Париж: царь «призвал к себе одного итальянского доктора, приятеля моего (доктора Азарити – В. Б. ), с которым пожелал посоветоваться наедине». Далее Кампредон писал, что, со слов Азарити, «задержание мочи является следствием застарелой венерической болезни, от которой в мочевом канале образовалось несколько небольших язв».

Лечившие Петра врачи-немцы братья Блюменсторы были против хирургического вмешательства, а когда хирург-англичанин Горн операцию всё же провёл, то было уже поздно, и у Петра вскоре начался «антонов огонь», как в то время на Руси называли гангрену. Последовали судороги, сменявшиеся бредом и глубокими обмороками. Последние десять суток, если больной и приходил в сознание, то страшно кричал, ибо мучения его были ужасными.

В краткие минуты облегчения Пётр готовился к смерти, и за последнюю неделю трижды причащался. Он велел выпустить из тюрьмы всех должников и покрыть их долги из своих сумм, приказал выпустить всех заключенных, кроме убийц и государственных преступников, и просил служить молебны о нём во всех церквях, не исключая иноверческих храмов.

Екатерина сидела у его постели, не покидая умерающего ни на минуту. Пётр умер 28 января 1725 года в начале шестого утра. Екатерина сама закрыла ему рот и глаза и, сделав это, вышла из маленькой комнатки-кабинета, или «конторки», как её называли, в соседний зал, чтобы провозгласить себя преёмницей Петра.

Относительно диагноза последней болезни Петра мнения расходятся. Автор фундаментального труда «Истории медицины России» В. Рихтер считал, что Пётр умер из-за воспаления, вызванного задержанием мочи, не говоря о том, что было причиной воспаления. Другой видный историк медицины, Н. Куприянов, полагал, что смерть Петра наступила от воспаления мочевого пузыря, перешедшего в гангрену, и от задержания урины. И, наконец, небезынтересно и заключение, сделано в 1970 году группой московских венерологов, изучавших все сохранившиеся документальные свидетельства о болезни и смерти Петра. Профессора Н. С. Смелов, А. А. Студницын, доктор медицинских наук Т. В. Васильева и кандидат медицинских наук О. И. Никонова пришли к заключению что Пётр «по-видимому, страдал злокачественным заболеванием предстательной железы или мочевого пузыря или мочекаменной болезнью», что и оказалось причиной его смерти.

Пётр I умер, не оставив завещания. Наследниками престола могли считаться: во-первых, сын казнённого Алексея – Пётр, во-вторых, дочери Петра I и Екатерины - Анна и Елизавета, в – третьих, племянницы Петра I, дочери его старшего брата Ивана Алексеевича – Анна, Екатерина и Прасковья. Анна занимала в это время герцогский трон в Курляндии, Екатерина была герцогиней в Маккленбурге, а Прасковья жила в Москве, не будучи замужем, в- четвёртых, - венчание императорской короной Екатерина Алексеевна.

Через три часа после смерти Петра в соседнем зале собрались сенаторы, члены Святейшего Синода и генералитет – генералы и адмиралы всех рангов и статские чины от действительных статских советников до канцлера. Они собрались по собственному почину, как только узнали о смерти императора. Однако когда все пришли в соседней с конторкой зал, там уже были офицеры обоих гвардейских полков, стоявшие тесной группой в одном из углов зала.

Споры о праве на опустевший трон развернулись мгновенно. Каждый из сановников так или иначе выражал свои симпатии и антипатии, но офицеры хранили молчание. Когда же П. А. Толстой первым высказался в пользу императрицы, гвардейцы дружно его поддержали.

Противники Екатерины зароптали, но присутствующий в зале подполковник Преображенского полка Иван Бутурлин подошёл к окну, толкнул раму и махнул рукой. Через распахнутое окно в зал донёсся барабанный бой.

Этот аргумент, оказавшийся самым веским, перечеркнул все соображения сановников о преимуществах родства и права любого из возможных претендентов на трон. Немаловажным было и то, что вторым подполковником преображенцев был Светлейший князь и генералиссимус всех Российских войск Александр Данилович Меньшиков, в чьих симпатиях к Екатерине никто не сомневался.

В тесную конторку, Где умер Пётр, с трудом протиснули огромный гроб размером в косую сажень ( русская мера длины - косая сажень - равнялась 216 см), разворачивая и наклоняя его во все стороны. Сорок дней прощался с забальзамированным телом императора весь Петербург, сановники, духовенство и купцы из Москвы и ближних к новой столице городов.

А через три недели после смерти Петра, 22 февраля, умерла младшая из его дочерей – шестилетняя Наталья, и в Зимнем дворце стало ещё одним гробом больше.

При подготовке церемонии похорон выяснилось, что гроб с телом императора не проходит в дверь, и тогда по приказу главного распорядителя похорон генерал – фельдцейхмейстера, сенатора и кавалера, графа Якова Брюса в дверь превратили одно из окон, а к окну снизу возвели просторный помост, с обеих сторон которого шли широкие лестницы, задрапированные черным сукном.

В полдень 10 марта 1725 года три пушечных выстрела известили о начале похорон императора. Мимо выстроившихся вдоль берега Невы полков гроб Петра снесли по лестнице на набережную, и восьмёрка лошадей, покрытых попонами из черного бархата, провезла гроб к причалам главной пристани, а оттуда на специально сооруженный на льду Невы деревянный помост, ведущий к Петропавловской крепости.

За гробом несли более тридцати знамён. И первым из них были: жёлтый штандарт Российского флота, чёрный с золотым двуглавым орлом императорское знамя и белый флаг Петра с изображенной на нём эмблемой – стальным резцом скульптора, вырубающим из камня ещё не завершённую статую.

А перед этой знаменной группой шли члены семьи покойного и два «первейших сенатора». Порядок, в каком следовали они за гробом, о многом говорил и сановникам, и иностранным дипломатам, ибо он, этот порядок, точно отражал расстановку сил и значение каждого из этих людей при дворе.

Первой шла теперь уже вдовствующая императрица Екатерина Алексеевна. С обеих сторон её поддерживали фельдмаршал и Светлейший князь Меньшиков и великий канцлер, граф Головкин.

Следом за ними шли дочери Петра и Екатерины – семнадцатилетняя Анна и пятнадцатилетняя Елизавета, затем племянницы Петра – царевна Прасковья Ивановна и Мекленбургская герцогиня Екатерина Ивановна, а за ними - родственники по матери покойного Нарышкины. Вместе с ними шёл девятилетний внук покойного, сын казненного Алексея – Пётр и жених Анны Петровны, Голштинский герцог Карл-Фридрих. По тому, что герцог был в этой процессии, следует полагать, что его считали членом царской семьи, хотя свадьбы пока ещё не было.

Не пройдёт и десяти лет, как почти все эти люди умрут. Долгожителями окажутся лишь Великий канцлер Головкин и дочь Петра I - Елизавета

Гроб Петра поставили в Петропавловском соборе, который тогда ещё строили, и он стоял там непогребённым шесть лет. И только после этого гроб с телом покойного предали земле

Заключение

Пётр I был первым русским императором. Всю свою жизнь он отдал своей родине, благодаря ему была создана регулярная армия и флот. Он наладил связи со многими европейскими государствами. Со смертью Петра I страна потеряла великого человека, императора и реформиста.