Союз истории и литературы

В школьном расписании уроков много разных наук, основы которых мы познаем на протяжении всех лет учебы в школе. Что-то наверняка забудется позднее, что-то никогда, возможно, не пригодится в жизни, но есть науки, которые всегда сопровождают человека и без которых ни понять себя, ни осмыслить происходящее в жизни человечества невозможно. Среди таких наук на первом месте стоит история. Словарь дает нам такое определение истории: «Комплекс общественных наук (историческая наука), изучающих прошлое человечества во всей его конкретности и многообразии. Исследуются факты, события и процессы на базе исторических источников, которыми занимаются источниковедение и ряд вспомогательных исторических дисциплин». Великий русский историк Карамзин в Предисловии к «Истории государства Российского» писал, что «история в некотором смысле есть священная книга народов: главная, необходимая; зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил; завет предков к потомству; дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего. Правители, законодатели действуют по указаниям истории и смотрят на ее листы, как мореплаватели на чертежи морей. Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна. Должно знать, как искони мятежные страсти волновали гражданское общество и какими способами благотворная власть ума обуздывала их бурное стремление, чтобы учредить порядок, согласить выгоды людей и даровать им возможное на земле счастие. Но и простой гражданин должен читать историю. Она мирит его с несовершенством видимого порядка вещей, как с обыкновенным явлением во всех веках; утешает в государственных бедствиях, свидетельствуя, что и прежде бывали подобные, бывали еще ужаснейшие, и государство не разрушалось; она питает нравственное чувство и праведным судом своим располагает душу к справедливости, которая утверждает наше благо и согласие общества. Вот польза: сколько же удовольствий для сердца и разума!».

По мнению многих ученых, в том числе и упоминающийся выше Карамзин, существует три рода истории: первая – современная, где очевидный свидетель говорит о происшествиях; вторая основывается на свежих словесных преданиях в близкое к описываемым действиям время; третья извлекается только из памятников. «В первой и второй блистает ум, воображение дееписателя, который избирает любопытнейшее, цветит, украшает, иногда творит, не боясь обличения; скажет: я так видел, так слышал – и безмолвная критика не мешает читателю наслаждаться прекрасными описаниями. Третий род есть самый ограниченный для таланта: нельзя прибавить ни одной черты к известному; нельзя вопрошать мертвых; говорим, что предали нам современники; молчим, если они умолчали – или справедливая критика заградит уста легкомысленному историку, обязанному представлять единственно то, что сохранилось от веков в летописях, в архивах».

История нашего государства, во всяком случае, до XX века относится к третьему роду. И, если историк не может прибавить ничего лишнего к тому, что сохранилось в летописях и архивах, то писатель может позволить себе несколько пофантазировать, представить, что говорили, о чем думали, как выражали свои эмоции те, о ком история рассказывает часто сухо, излагая только факты. Именно литература помогает нам увидеть яркие события истории.

«Литература – произведения письменности, имеющие общественное значение (напр. , художественная литература, научная литература, эпистолярная литература). Чаще под литературой понимают художественную литературную продукцию. В этом значении литература – явление искусства, эстетически выражающее общественное сознание и в свою очередь формирующее его». Такое определение литературе дает «Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия». Художественная литература хранит, накапливает и передает от поколения к поколению эстетические, нравственные, философские, социальные ценности.

А насколько литературные произведения, посвященные историческим событиям, являются историческими произведениями? Соответствует ли содержание художественного произведения фактам истории? Ответы на эти вопросы и есть цель моей работы.

В романе Алексея Константиновича Толстого «Князь Серебряный», впервые опубликованном в 1863 году, так же показано правление Ивана Грозного в период опричнины, хотя есть упоминание и о первых годах правления царя, когда «все русские люди любили Иоанна всею землею.

Мое исследование состоит из введения, 5 глав, заключения, списка литературы и источников, а так же содержит приложение с иллюстрациями.

Глава 1. Введение опричнины.

Время, изображенное в романе А. К. Толстого «Князь Серебряный» - это эпоха опричнины на Руси при Иване Грозном. Но из воспоминаний главного героя Никиты Серебряного (вымышленного персонажа) мы также можем представить первого царя в начале своего правления. «Все русские люди любили Иоанна всею землею. Казалось с его праведным царствием настал на Руси новый золотой век, и монахи, перечитывая летописи, не находили в них государя равного Иоанну». Историк Платонов также пришел к мнению, что «с совершеннолетием Грозного начинается лучший период его деятельности».

Но Серебряный не был на родине 5 лет, выполняя волю царя, и не знал о тех изменения, которые произошли с Иоаннам. О них ему рассказал опальный боярин Дружина Морозов (вымышленный персонаж). «Многое, князь стало на Руси не так, как было, с тех пор как учинил государь на Руси опричнину!»

С. Ф. Платонов, о причинах опричнины пишет так: «Суть опричнины состояла в том, что Грозный применил к территории старых удельных княжеств, где находились вотчины служилых князей-бояр, тот порядок, какой обыкновенный применялся Москвой в завоеванных землях. И отец, и дед Грозного, следуя московской правительственной традиции, при покорении Новгорода, Пскова и иных мест выводили оттуда наиболее видных и для Москвы опасных людей в свои внутренние области, а в завоеванный край посылали поселенцев из коренных московских мест. () То, что удавалось с врагом внешним, Грозный задумал испытать с врагом внутренним». Соловьев старается осмыслить учреждение опричнины, говоря, что она «была учреждена потому, что царь заподозрил вельмож в неприязни к себе и хотел иметь при себе людей вполне преданных ему. Напуганный отъездом Курбского и протестом, который тот подал от имени всех своих собратий, Иоанн заподозрил всех бояр своих и схватился за средство, которое освобождало его от них, освобождало от необходимости постоянного, ежедневного общения с ними». В. О. Ключевский также находит, что опричнина явилась результатом борьбы царя с боярством, борьбы, которая «имела не политическое, а династическое происхождение» ни та, ни другая сторона не знала, как ужиться одной с другой и как обойтись друг без друга. Они попытались разделиться, жить рядом, но не вместе. Попыткой устроить такое политическое сожительство и было разделение государства на опричнину и земщину. Карамзин, Костомаров в учреждении опричнины не только не видят политического смысла, но приписывают его проявлению тех болезненных и вместе с тем жестоких чудачеств, которыми полна вторая половина царствования Грозного.

Ключевский писал об опричнине: «Учреждение это всегда казалось странным как тем, кто страдал от него, так и тем, кто его исследовал».

А события развивались следующим образом. 3 декабря 1564 года царь отправился на богомолье, что было делом обычным. Царские объезды монастырей были одновременно и исполнением религиозного долга и инспекционными поездками. Но на этот раз выезд был необычен, боярам, которым царь велел ехать, было приказано взять жен и детей, те должны были взять слуг, запасных коней, вооружение, доспехи, одежду, деньги, казну. Казна же была хранилищем и государственного архива. Костомаров так писал: «В конце 1564 года царь приказал собрать из городов в Москву с женами и детьми дворян, детей боярских и приказных людей, выбрав их поименно. Разнесся слух, что царь собирался ехать неизвестно куда. Иван вот что объявил духовным и светским знатным лицам. Ему сделалось известным, что многие не терпят его, не желают, чтобы царствовал он и его наследники, злоумышляют на его жизнь; поэтому он намерен отказаться от престола и передать правление всей земле. Говорят, что с этими словами Иван положил свою корону, жезл и царскую одежду. На другой день со всех церквей и монастырей духовные привозили к Ивану образа; Иван кланялся перед ними, прикладывался к ним, брал от духовных благословение, потом несколько дней и ночей ездил он по церквам; наконец, 3 декабря приехало в Кремль множество саней; начали из дворца выносить и укладывать всякие драгоценности: иконы, кресты, одежды, сосуды и пр. Всем прибывшим из городов дворянам и детям боярским приказано собираться в путь с царем. Выбраны были также некоторые из бояр и дворян московских для сопровождения царя, с женами и детьми. В Успенском соборе велено было служить обедню митрополиту Афанасию, заступившему место Макария (31 декабря 1563). Отслушавши литургию в присутствии всех бояр, царь принял благословение митрополита, дал целовать свою руку боярам и прочим, присутствовавшим в церкви; затем сел в сани с царицею и двумя сыновьями. С ним отправились любимцы его: Алексей Басманов, Михайло Салтыков, князь Афанасий Вяземский, Иван Чоботов, избранные дьяки и придворные. Вооруженная толпа выборных дворян и детей боярских сопровождала их. Все в Москве были в недоумении. Ни митрополит, ни святители, съехавшиеся тогда в столицу, не смели просить у царя объяснения».

Из-за распутицы до Троице-Сергиева монастыря царь добрался 21 декабря, а в Александрову слободу к 3 января, откуда в Москву послал гонца с двумя грамотами. Обе были оглашены перед всем народом.

Первая содержала список «измен» бояр и дворян. В грамоте содержался страстный и тенденциозный обзор злодеяний бояр, воевод и приказных людей, которые не только «тащили» царскую казну, но и «измену делали», не желая воевать против недругов, а духовенство в стачке с боярами и дворянами начинало их прикрывать. Потому государь и уехал от изменников, куда глаза глядят.

Вторая грамота была адресована «всему православному крестьянству града Москвы», главный ее смысл: царь пишет посадским людям, «чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу и опалы на них никакого нет». Это был точно рассчитанный политический маневр, в результате которого народ единодушно, веруя в «батюшку-царя», потребовал от бояр упросить государя вернуться, а за всех государственных «злодеев и изменников они стоять не будут, а сами их истребят». Так царь Иван обзавелся народным согласием на террор.

Делегация из духовенства и бояр отправилась в Александрову слободу. Царь повторил свои обвинения и после некоторого размышления милостиво согласился вернуться на государство, но при условии: изменников казнить по своему усмотрению и учредить опричнину.

Борьба с «изменою» была целью; опричнина же была средством. Число опричников росло, потому что росло количество земель, забираемых в опричнину. Грозный на всем пространстве старой удельной Руси, по его собственному выражению, «перебирал людишек», иных «отсылал», а других «принимал». В течение 20 последних лет царствования Грозного опричнина охватила полгосударства и разорила все удельные гнезда, разорвав связь «княженецких родов» с их удельными территориями и сокрушив княжеское землевладение. Мало-помалу опричнина разрослась до громадных размеров и разделила государство на две враждебные одна другой половины. Прямая цель опричнины была достигнута, и всякая оппозиция сломлена.

И в романе Толстого «Князь Серебряный» причины введения опричнины тоже указаны:

«Зачал вдруг Иван Васильевич на нас мнение держать, на нас, верных слуг своих! Зачал толковать про измены, про заговоры, чего и в мысль человеку не вместится! А новые-то люди обрадовались, да и давай ему шептать на бояр, кто по-насердке, кто чая себе милости, и ко всем стал он приклонять слух свой. У кого была какая вражда, тот и давай доводить на недруга, будто он слова про царя говорил, будто хана или короля подымает. И в том они, окаянные, не бояся Страшного суда божия, и крест накриве целовали, и руки в письмах лживили! Трудное настало время! Такой ужас от царя, какого искони еще не видано!. Вот созвал он в Думу и нас и духовенство. А когда собралися мы, объявил нам, что я-де с тем только принимаю государство, чтобы казнить моих злодеев, класть мою опалу на изменников, имать их остатки и животы. С этого дня начал он новых людей набирать, да все таких, чтобы не были знатного роду, да чтобы целовали крест не вести хлеба-соли с боярами. Отдал им всю землю, все домы и все добро, что отрезал на свой обиход; а старых вотчинников, тысяч примерно с двенадцать, выгнал из опричнины, словно животину».

И так, мы видим, что и в трудах историков, и романе Толстого показаны одни и те же причины опричнины: желание царя свести на нет любую оппозицию своей власти, обезопасить себя от измен со стороны неугодных бояр.

Глава 2. В Александровой слободе.

Жизнь в Александровской слободе описывает историк XIX Н. М. Карамзин: « Иоанн не считал себя безопасным: по крайней мере не взлюбил Москвы и с сего времени жил большею частию в Слободе Александровской, которая сделалась городом, украшенная церквами, домами, лавками каменными. ()Царь жил в больших палатах, обведенных рвом и валом; придворные, государственные, воинские чиновники в особенных домах. Опричники имели свою улицу; купцы также. Никто не смел ни въехать, ни выехать оттуда без ведома Иоаннова: для чего в трех верстах от Слободы, прозванной Неволею, обыкновенно стояла воинская стража»

А. К. Толстой тоже пишет об этом: «В сем грозно увеселительном жилище Иоанн посвящал большую часть времени церковной службе, чтобы непрестанною деятельностью успокоить душу. Он хотел даже обратить дворец в монастырь, а любимцев своих в иноков: выбрал из опричников 300 человек, самых злейших, назвал их братиею, себя игуменом, князя Афанасия Вяземского келарем, Малюту Скуратова параклисиархом; дам им тафьи, или скуфейки и черные рясы, под коими носили они богатые, золотом блестящие кафтаны с собольею опушкою; сочинил для них устав монашеский и служил примером в исполнении оного. Так описывают сию монастырскую жизнь Иоаннову. В четвертом часу утра он ходил на колокольню с царевичами и Малютою Скуратовым благовестить к заутрене, братья спешили в церковь; кто не являлся, того наказывали осмидневным заключением. Служба продолжалась до шести или семи часов. Царь пел, читал, молился столь ревностно, что на лбу всегда оставались у него знаки крепких земных поклонов. В восемь часов опять собирались к обедне, а в десять садились за братскую трапезу все, кроме Иоанна, который, стоя, читал вслух душеспасительные наставления. Между тем братья ели и пили досыта; всякий день казался праздником; не жалели ни вина, ни меду; остаток трапезы выносили из дворца на площадь для бедных. Игумен, то есть царь, обедал после, беседовал с любимцами о законе, дремал или ехал в темницу пытать какого-нибудь несчастного. Казалось, что сие ужасное зрелище забавляло его: он возвращался с видом сердечного удовольствия; шутил, говаривал тогда веселее обыкновенного. В восемь часов шли к вечерне; в десятом Иоанн уходил в спальню, где трое слепых рассказывали ему сказки; он слушал их и засыпал, но ненадолго: в полночь вставал, и день его начинался молитвою! Иногда докладывали ему в церкви о делах государственных; иногда самые жестокие повеления давал Иоанн во время заутрени или обедни. Единообразие сей жизни он прерывал так называемыми объездами, посещал монастыри, и ближние и дальние, осматривал крепости на границе, ловил диких зверей в лесах и пустынях; любил в особенности медвежью травлю; между тем везде и всегда занимался делами: ибо земские бояре, мнимоуполномоченные правители государства, не смели ничего решить без его воли!».

Таким образом, описание жизни царя в Александровой слободе и в истории, и в литературе совпадает.

Глава 3. Опричный террор.

Начало опричнины сопровождалось выявлением «изменников». Начались пытки всех подозреваемых в царской измене. После пыток пошли казни И кого же казнили!. «В другой раз Иван Васильевич, упившись, начал (и подумать срамно!) с своими любимцами в личинах плясать. Тут был боярин князь Михайло Репнин. Он заплакал с горести. Царь давай и на него личину надевать. «Нет! – сказал Репнин не бывать тому, чтобы я посрамил сан свой боярский!» - и растоптал личину ногами. Дней пять спустя убит он по царскому указу во храме божием!»

Упоминается об этом событии и у Костомарова: «Михаил Репнин, человек степенный, не позволил царю надеть на себя шутовской маски в то время, когда пьяный Иван веселился со своими любимцами. Царь приказал умертвить его».

Для того чтобы держать свои подданных в большем страхе царь проводил показательные казни, и все русские историки, и Толстой в своем романе упоминают об этом. Вот как это описано в романе «Князь Серебряный»: «- Сгонять народ! – сказал царь опричникам. – Да никто не убоится! Поведайте людям московским, что царь казнит своих злодеев, безвинным же обещает милость. Вскоре площадь стала наполняться народом, ставни отворились, и у окон показались бледные, боязливые лица».

Карамзин также упоминает об этом: «объявили казнь изменникам: ей надлежало совершиться в Москве, в глазах всего народа, и так, чтобы столица, уже приученная к ужасам, еще могла изумиться! 25 Июля, среди большой торговой площади, в Китае-городе, поставили 18 виселиц; разложили многие орудия мук; зажгли высокий костер и над ним повесили огромный чан с водою. Увидев сии грозные приготовления, несчастные жители вообразили, что настал последний день для Москвы; что Иоанн хочет истребить их всех без остатка: в беспамятстве страха они спешили укрыться где могли. Осужденные, числом 300 или более, в виде мертвецов, истерзанные, окровавленные, от слабости едва передвигая ноги. Иоанн стал у виселиц, осмотрелся, и, не видя народа, велел опричникам искать людей, гнать их отовсюду на площадь; не имев терпения ждать, сам поехал за ними, призывая Москвитян быть свидетелями его суда, обещая им безопасность и милость. Жители не смели ослушаться: выходили из ям, из погребов; трепетали, но шли: вся площадь наполнилась ими; на стене, на кровлях стояли зрители. () Жены избиенных дворян, числом 80, были утоплены в реке».

И так, мы видим, что и в данном случае литература не искажает исторических фактов, упоминаемых в работах всех историков.

Глава 4. Образ Ивана Грозного в период опричнины.

Даже внешний вид Иоанна Грозного во время опричнины изменился, хотя он выглядел, как и прежде, сказались и казни, и подозрения, и увлечения. «Он был высок, строен и широкоплеч. Длинная парчовая одежда его, испещренная узорами, была окаймлена вдоль разреза и вокруг подола жемчугом и дорогими каменьями. Драгоценное перстяное ожерелье украшалось финифтевыми изображениями спасителя, богоматери, апостолов и пророков. Большой узорчатый крест висел у него на шее на золотой цепи. Высокие каблуки красных сафьянных сапогов были окованы серебряными скобами. Страшную перемену увидел в Иоанне Никита Романович. Правильное лицо все еще было прекрасно; но черты обозначались резче, орлиный нос стал как-то круче, глаза горели мрачным огнем, и на челе явились морщины, которых не было прежде. Всего более поразили князя редкие волосы в бороде и усах. Иоанну было от роду тридцать пять лет; но ему казалось далеко за сорок. Выражение лица его совершенно изменилось. Так изменяется здание после пожара. Еще стоят хоромы, но украшения упали, мрачные окна глядят зловещим взором, и в пустых покоях поселилось недоброе.

Со всем тем, когда Иоанн взирал милостиво, взгляд его еще был привлекателен. Улыбка его очаровывала даже тех, которые хорошо его знали и гнушались его злодеяниями. С такою счастливою наружностью Иоанн соединял необыкновенный дар слова. Случалось, что люди добродетельные, слушая царя, убеждались в необходимости ужасных его мер и верили, пока он говорил, справедливости его казней!», - так описан Иван Грозный в романе Толстого[.

Казни непокорных всегда сопровождались замаливанием грехов царем. Так А. К. Толстой пишет: «В царской опочивальне стояли две кровати: одна, из голых досок, на которой Иван Васильевич ложился для наказания плоти, в минуты душевных тревог и сердечного раскаянья; другая, более широкая, была покрыта мягкими овчинами, пуховиком и шелковыми подушками. На этой царь отдыхал, когда ничто не тревожило его мыслей. Правда, это случалось редко, и последняя кровать большею частью оставалась нетронутою». Упоминается об этом и в трудах Карамзина.

Иногда царя мучили ночные кошмары, в которых тысячи им убиенных приходили к нему за ответом: « Ему показалось, что он может заснуть. Отослав Малюту, он лег на постель и забылся. Его разбудил как будто внезапный толчок. Изба слабо освещалась образными лампадами. Луч месяца, проникая сквозь низкое окно, играл на расписанных из разцах лежанки. За лежанкой кричал сверчок. Мышь грызла где-то дерево. Среди этой тишины Ивану Васильевичу опять сделалось страшно. Вдруг ему почудилось, что приподымается половица и смотрит из-под нее отравленный боярин. Такие видения случались с Иоанном нередко. Он приписывал их адскому мороченью. Чтобы прогнать призрак, он перекрестился. Но призрак не исчез, как - то случалось прежде. Мертвый боярин продолжал смотреть на него исподлобья. Глаза старика были так же навыкате, лицо так же сине, как за обедом, когда он выпил присланную Иоанном чашу. ()Но вот приподнялась другая половица; из-под нее показалось лицо окольничего Данилы Адашева, казненного Иоанном четыре года тому назад. ()За Адашевым явилась боярыня Мария, казненная вместе с детьми. Она поднялась из-под полу с пятью сыновьями. Все поклонились царю, и каждый сказал: - Здрав буди, Иване! Се кланяюся тебе! Потом показались князь Курлятев, князь Оболенский, Никита Шереметев и другие казненные или убитые Иоанном. Изба наполнилась мертвецами. Все они низко кланялись царю, все говорили:

— Здрав буди, здрав буди, Иване, се кланяемся тебе! Вот поднялись монахи, старцы, инокини, все в черных ризах, все бледные и кровавые. Вот показались воины, бывшие с царем под Казанью. На них зияли страшные раны, но не в бою добытые, а нанесенные палачами. Вот явились девы в растерзанной одежде и молодые жены с грудными младенцами. Дети протягивали к Иоанну окровавленные ручонки и лепетали:

— Здрав буди, здрав буди, Иване, иже погубил еси нас безвинно!

Изба все более наполнялась призраками. Царь не мог уже различать воображения от действительности. Слова призраков повторялись стократными отголосками. Отходные молитвы и панихидное пение в то же время раздавались над самыми ушами Иоанна. Волосы его стояли дыбом. () Взвыли мертвецы и закружились вокруг Иоанна, как осенние листья, гонимые вихрем». Ночные видения, беспрерывная молитва, отсутствие сна не истощали сил Иоанновых, но лишь приводили его в высшую степень раздражительности. Царь стыдился своего страха.

Интересно и отношение Ивана Грозного к окружавшим его близким и родным людям.

Главным опричником Ивана IV был Малюта Скуратов, об этом упоминают и Костомаров, и Карамзин. Об отношении к своему любимому опричнику пишет и А. Толстой: «Малюта был в чести у Ивана Васильевича еще долго после 1565 года. Много любимцев в разные времена пали жертвою царских подозрений. Не стало ни Басмановых, ни Грязного, ни Вяземского, но Малюта ни разу не испытал опалы. (. ) В обиходе монастыря св. Иосифа Волоцкого, где погребено его тело, сказано, что он убит на государском деле под Пайдою».

Жестокость царя его резкий нрав, психическая неуравновешенность проявлялись не только в отношении подданных, но и по отношению к своим домочадцам. Костомаров описыват убийство сына Ивана (и хотя это событие произошло уже после отмены опричнины, о нем все же стоит упомянуть для завершения представления об образе Ивана Грозного): «В Александровской Слободе случилось между тем потрясающее событие: в ноябре 1581 года царь Иван Васильевич в порыве запальчивости убил железным посохом своего старшего сына, уже приобретшего под руководством отца кровожадные привычки и подававшего надежду, что, по смерти Ивана Васильевича, будет в его государстве совершаться то же, что совершалось при нем. Современные источники выставляют разно причину этого события. В наших летописях говорится, что царевич начал укорять отца за его трусость, за готовность заключить с Баторием унизительный договор и требовал выручки Пскова; царь, разгневавшись, ударил его так, что тот заболел и через несколько дней умер. Согласно с этим повествует современный историк ливонской войны Гейденштейн; он прибавляет, что в это время народ волновался и оказывал царевичу особое перед отцом расположение, и через то отец раздражился на сына. Антоний Поссевин (бывший через три месяца после того в Москве) слышал об этом событии иначе: приличие того времени требовало, чтобы знатные женщины надевали три одежды одна на другую. Царь застал свою невестку, жену Ивана, лежащею на скамье в одной только исподной одежде, ударил ее по щеке и начал колотить жезлом. Она была беременна и в следующую ночь выкинула. Царевич стал укорять за то отца: «Ты, - говорил он, - отнял уже у меня двух жен, постриг их в монастырь, хочешь отнять и третью, и уже умертвил в утробе ее моего ребенка». Иван за эти слова ударил сына изо всех сил жезлом в голову. Царевич упал без чувств, заливаясь кровью. Царь опомнился, кричал, рвал на себе волосы, вопил о помощи, звал медиков. Все было напрасно: царевич умер на пятый день и был погребен 19 ноября в Архангельском соборе. Царь в унынии говорил, что не хочет более царствовать, а пойдет в монастырь».

В «Князе Серебряном» Толстой тоже описал это событие: «Царевич Иоанн, хотя разделял с отцом его злодейства, но почувствовал этот раз унижение государства и попросился у царя с войском против Батория. Иоанн увидел в этом замысел свергнуть его с престола, и царевич, спасенный когда-то Серебряным на Поганой Луже, не избежал теперь лютой смерти. В припадке бешенства отец убил его ударом острого посоха. Рассказывают, что Годунов, бросившийся между них, был жестоко изранен царем и сохранил жизнь только благодаря врачебному искусству пермского гостя Строгонова.

После этого убийства Иоанн, в мрачном отчаянье, созвал Думу, объявил, что хочет идти в монастырь, и приказал приступить к выбору другого царя».

И снова мы видим соответствие литературного описания историческому.

Глава 5. Уничтожение опричнины.

Еще задолго до введения опричнины Иван Грозный начал войну с Ливонией за балтийский берег. За преобладание на Балтике спорили многие прибалтийские государства, и старание Москвы стать на морском берегу твердой ногой поднимало против «московитов» и Швецию, и Польшу, и Германию. Вначале Грозный имел большой успех в Литве: в 1563 г. он взял Полоцк, и его войска доходили до самой Вильны. В 1565 - 1566 гг. Литва готова была на почетный для Грозного мир и уступала Москве все ее приобретения. Но земский собор 1566 г. высказался за продолжение войны с целью дальнейших земельных приобретений: желали всей Ливонии и Полоцкого повета к г. Полоцку. Война продолжалась вяло. Ситуация на театре военных действий усугублялась введенной в стране опричниной.

В это же время усиливаются устремления крымского хана покорить Москву.

Карамзин писал о походе крымского хана: «Еще не довольный ни разорением Московских областей, ни унижением гордого Иоанна и в надежде вторично обогатиться пленниками без сражения, убивать только безоружных, достигнуть нашей столицы без препятствия, даже свергнуть, изгнать Царя, варвар Девлет-Гирей молчал, отдыхал не расседлывая коней, и вдруг, сказав Уланам, Князьям, Вельможам, что лучше не тратить времени в переписке лживой, а решить дело об Астрахани и Казани с Государем Московским изустно, лицом к лицу, устремился старым, знакомым ему путем к Дону, к Угре, сквозь безопасные для него степи, мимо городов обожженных, чрез пепел разрушенных сел, с войском, какого после Мамая, Тохтамыша, Ахмета, не собирали Ханы. () Еще имея полки, но уже не имея времени защитить ими столицу, Царь праздно ждал дальнейших вестей; а Москва трепетала. () Воротынский, кинув укрепления бесполезные, ринулся за неприятелем, гнал его по пятам, настиг, остановил, принудил к битве 1 Августа, в пятидесяти верстах от столицы, у Воскресения в Молодях. У Хана было 120000 воинов: наших гораздо менее. Но Князь Воротынский и бился и наблюдал: устроивал, ободрял своих; вымышлял хитрости; заманивал Татар в места, где они валились грудами от действия скрытых им пушек – и когда обе рати, двигаясь взад и вперед утомились, начали слабеть, невольно ждали конца делу, сей потом и кровию орошенный Воевода зашел узкою долиною в тыл неприятелю. Битва решилась».

Россияне победили: Иоанн въехал в Москву с торжеством и славою. Все ему благоприятствовало. Бедствия, опасности и враги исчезли. Смертоносные болезни и голод прекратились в России. Хан смирился. К этому времени Литва, Польша, оставшись без Короля, искали Иоанновой дружбы. Швеция не имела сил, а царь, оставив в Ливонии многочисленную рать, нашел в Москве 70000 победителей, готовых к новым победам. «Один внутренний мятеж сердца злобного мешал Иоанну наслаждаться сими лестными для его честолюбия видами; но казалось, что Небо, избавив Россию от язвы и голода, хотело тогда смягчить и душу ее Царя».

Беспримерными ужасами тиранства испытав неизменную верность народа; не видя ни тени сопротивления, ни тени опасностей для мучительства; истребив «гордых, самовластных друзей Адашева, главных сподвижников своего доброго Царствования; передав их знатность и богатство сановникам новым, безмолвным, ему угодным: Иоанн, к внезапной радости подданных, вдруг уничтожил ненавистную опричнину, которая, служа рукою для губителя, семь лет терзала внутренность Государства». По крайней мере, исчезло это страшное имя, это безумное разделение областей, городов, Двора, приказов, воинства. «Опальная земщина назвалась опять Россиею. Кромешники разоблачились, стали в ряды обыкновенных Царедворцев, Государственных чиновников, воинов, имея уже не Атамана, но Царя, единого для всех Россиян, которые могли надеяться, что время убийств и грабежа миновало; что мера зол исполнилась, и горестное отечество успокоится под сению власти законной».

У Толстого так же упоминается об отмене опричнины: «Одно только счастливое событие произошло в течение этих лет: Иоанн постиг всю бесполезность разделения земли на две половины, из которых меньшая терзала большую, и по внушению Годунова уничтожил ненавистную опричнину. Он возвратился на жительство в Москву, а страшный дворец в Александровой слободе запустел навсегда».

И так, рассмотрев процесс уничтожения опричнины, мы так же видим, что литература пытается сохранить историческую действительность. Следовательно, роман Толстого «Князь. Серебряный» можно назвать историческим.

Заключение.

Сегодня много внимания уделяется истории России. Без знаний о прошлом невозможно построить будущее. О великих исторических событиях много написано книг, снято кинофильмов. А можно ли только по художественным произведениям судить о событиях прошлого? Отвечают ли литературные произведения исторической действительности? На эти вопросы я и попыталась ответить в своей работе.

Проанализировав исторические документы, работы русских историков, литературное произведение А. К. Толстого «Князь Серебряный» мы видим, что, работая над своим романом (или, как его называл сам автор «повестью времени Ивана Грозного»), А. К. Толстой основательно изучил исторические труды об эпохе Ивана Грозного, фундаментальные исследования по этнографии, археологии, фольклору, а также «Историю государства российского» Н. М. Карамзина (том IX). Он сохранил историческую действительность в своем произведении, не стал придумывать новых событий и коверкать русскую историю. Передал все верно и правильно. Все, что касается эпохи, быта, политических событий и описания главных политических деятелей, в романе изображено достоверно.

А значит, что литература и история тесно связаны друг с другом. Но литературные произведения, тем не менее, не могут служить источником знаний о событиях древности, так как автор дает субъективную оценку, показывает наряду с историческими деятелями вымышленные персонажи, вкладывает в уста героев свое мнение, домысливает поступки, включает в произведение диалоги.

Цель историка – наиболее точно, объективно, беспристрастно воспроизвести историческое событие. Цель писателя – воздействие на ум и душу читателя. Поэтому писатель, в отличие от историка, не может быть беспристрастным. Он всегда что-то утверждает, что-то отрицает. Его картины всегда одушевлены мыслью и чувством, вызывают у читателя сложные и разнообразные переживания. Писатели рисуют действительность в живых картинах, проникнутых его мыслями, чувствами, переживаниями, создавая художественный образ. Благодаря писателю история оживает пред нами.

Таким образом, литература в союзе с историей помогает нам получить яркое и полное представление об исторической действительности.