Жизнь и творчество поэта Евгения Баратынского

«Соловьи земли умётской» краеведческая работа ученицы 9 класса

Плужниковой Елены.

Уметский район не отмечен на карте, но он знаменит тем, что на его территории в родовом поместье Мара (в настоящее время с. Софьинка) жил известный поэт Евгений Абрамович Баратынский. Бывал он и в наших краях, в соседнем селе Васильевка.

После отставки Абрам Андреевич Боратынский поселяется в селе Мара, которое было частью села Вяжля, где в короткий срок были сооружены большой каменный дом и хозяйственные постройки. Почему Мара? Тут когда -то проходила юго - восточная граница русского государства, было много татарских поселений. Татарские словечки сохранились в названиях сел, деревень и рек: Умёт, Калаис, Вяжля, Вячки, Ломовис Мара в переводе означает овраг, и, действительно, село пересекал большой, глубокий овраг. В нем были устроены пруды, каскады, мостики, каменный грот с ведущим к нему потайным ходом.

Семейство Боратынских быстро прибавлялось. 19 февраля (5 марта) 1800 года родился первенец Евгений – будущий поэт. Всего в семье родилось 7 детей.

В Маре редко царила тишина: сюда без конца приезжали гости - соседи – и близкие, и дальние. Часто наведывался князь Федор Сергеевич Голицын – сын известного русского фельдмаршала. Его имение находилось в соседней Саратовской губернии. Нередко Ф. Голицын сам приглашал к себе в гости Баратынских. На огонёк Мары приезжали гости также и из Тамбова, и из Пензы

За много лет до наших дней

Там в чаши чашами стучали,

Любили пламенно друзей

И с ними шумно пировали.

Большая часть детских лет будущего поэта прошла в тамбовском поместье родителей. Родители души не чаяли в нем. Буба Бубушка. Бубинька Так ласково называли его родственники.

Он рос спокойным, смышленым и послушным. В пять лет Евгений уже знал русскую грамоту: мог читать и писать; с ранних лет научился говорить по–французски. Родители наняли ему в «дядьки» итальянца Джьячинто Боргезе, который оказался толковым педагогом, его авторитет в глазах Евгения и других детей был весьма высок.

В 1808 году Баратынские переехали в Москву и поселились в доме, пожалованном Абраму Андреевичу еще Павлом 1. Через два года отец скоропостижно скончался – мальчику тогда исполнилось десять лет. Похоронили отставного генерала в Андроньевском монастыре.

В памяти Евгения отец большого следа не оставил. Из Мары он уезжал часто и надолго по своим делам дворянского губернского предводителя. На воспитание детей у него оставалось очень мало времени.

Прияла прах его далекая могила,

Мне память образа его не сохранила.

После похорон Александра Фёдоровна возвращается с семьёй в тамбовское имение. Все заботы о детях, их будущем легли на ее плечи. Первый помощник матери – Джьячинто Боргезе – «дядюшка Яков», заменивший Евгению, его братьям и сестрам покойного отца.

В воспитании детей Александре Федоровне помогала старшая из сестер Баратынских – Мария Андреевна (1781 – 1841). Богдан Андреевич недолго прожил в Вяжле; после смерти брата он переехал в Смоленскую губернию, а свою часть тамбовского имения подарил Марии (отсюда и современное название села Марьинка), бывшей замужем за пензенским помещиком Панчулидзевым. Поселившись по соседству, она подружилась с вдовой, часто навещала ее. К Евгению Мария Андреевна привязалась, как к сыну. Мальчик отвечал ей взаимностью. Пройдет несколько лет, и юный поэт посвятит любимой тетке одно из ранних стихотворений – «Женщине пожилой, но все еще прекрасной»:

Взгляните: свежестью младой

И в осень лет она пленяет,

И у нее летун седой

Ланитных роз не похищает;

Сам побежденный красотой,

Глядит – и путь не продолжает!

Ничто не омрачает жизнь мальчика. Учеба не в тягость: «скучные» математика, химия или физика в Маре не в почете. Мать – сторонница гуманитарного образования. Итальянец Боргезе старательно прививает детям любовь к живописи, а те проявляют незаурядные способности. Сохранилось несколько ранних рисунков Евгения.

Любовь к рисованию сохранит Баратынский и в зрелые годы жизни. Увлекались рисованием и его братья, особенно младший – Сергей.

Евгений успешно совершенствуется во французском языке, настолько, что пробует даже писать стихи.

По–русски Евгений, вероятно, начал писать значительно позже, т. к. в семье Баратынских не было литературных традиций, а два гувернера-француза да дядька-итальянец вряд ли были сильны в российской словесности.

С детских лет полюбил будущий поэт неброскую природу степной тамбовской родины. Своей «начальной любовью» назовет он ее много лет спустя. Часто будет вспоминаться она ему и в суровой Финляндии, и под безоблачным голубым небом Италии.

И в берегах крутых сверкающий ручей,

И светлые луга, и темные дубравы

Отец мечтал о военной карьере сына, и Александра Федоровна добивается приема старшего сына в Пажеский корпус в 1812 году. Пажеский корпус был самым привилегированным военным учебным заведением в тогдашней России. Принимались в него только дети генералов или внуки полных генералов от инфантерии, артиллерии и кавалерии, в последствии в виде исключения- дети из старинных русских, польских и грузинских княжеских родов.

Баратынский был доволен: казалось, что сбывается его мечта - жизнь в кругу своих сверстников, вдалеке от материнской опеки. Учеба давалась легко, сказывалась основательная подготовка, полученная и в Маре, и в частном немецком пансионе. Правда, исключение составляла математика, но здесь на помощь пришел дядя Богдан Андреевич. Адмирал в это время жил в Петербурге, и мальчик постоянно бывал у него во время праздников, когда пажей отпускали к родным и знакомым. Узнав, что племянник «хромает» по математике, Богдан Андреевич нанял специального учителя, и Евгений быстро и успешно познает премудрость этой науки. Впоследствии один из сыновей поэта, Л. Е. Баратынский, вспоминал, что отец был «отличным математиком».

Об успехах Евгения в первые месяцы пребывания в Пажеском корпусе свидетельствует аттестация, выданная ему 1(14) марта 1813 года: «поведения хорошего, нрава хорошего, опрятен, штрафован не был». Но, увы, так длилось недолго. Мальчик мечтает о море и о своем желании перейти на флот пишет матери. «Я умоляю вас, милая маменька, не противиться моей наклонности. Я не могу служить в гвардии: ее слишком берегут. Во время войны она ничего не делает и остается в постыдном бездействии. И вы назовете это жизнью?» Но мать не разделяла настроения своего старшего сына.

А Пажеский корпус день ото дня разочаровывал все больше.

Отчий дом, из которого так стремился уехать, теперь вспоминается далеким, приятным сном. Мысли подростка часто переносятся в далекую Мару. Там продолжалось дальнейшее благоустройство имения. Все это живо интересует Баратынского. В письмах к матери он спрашивает: проложены ли дорожки в саду, уродились ли в этом году смородина? Переписывается с Боргезе, пишет тетке в Марьинку.

В классах скучно, иногда целыми неделями пажи оставались без надзора старших, были предоставлены сами себе.

Некогда послушный и благовоспитанный Бубинька становится нерадивым учеником и отчаянным озорником. В аттестации, выданной Баратынскому в ноябре 1815 года, он характеризуется уже отрицательно: «поведения и нрава дурного».

Моральный облик большинства пажей оставлял желать много лучшего. Более старшие по возрасту вовсю предавались кутежам, необходимые для этого средства нередко добывались не совсем честными способами. В корпусе по этому поводу даже господствовала заповедь: кража – то, что берётся у своих, а у остальных–законное приобретение.

В таких малоблагоприятных условиях и происходило становление юношеского характера Баратынского. Не обладая достаточно сильной волей, он быстро попадает под влияние «официальной» пажеской «философии».

В конце февраля 1816 года, на масленицу, Баратынский и Ханыков пошли в гости к своему другу Приклонскому, который заранее снабдил их ключом от бюро отца, и ограбили хозяина. Пропажу обнаружили в тот же день, разразился страшный скандал. Донесли царю. По личному распоряжению Александ-ра 1, в марте 1816 года Баратынский и Ханыков были исключены из Пажеского корпуса.

И без того склонный к меланхолии, Баратынский приходит в отчаяние. В голову лезли черные мысли о самоубийстве.

с какой судьбой суровой

Боролся я, почти лишенный сил

Я погибал

Переживания последних месяцев не могли не сказаться. Баратынский заболел тяжёлой формой нервической горячки и слёг в постель. Врачи долго боролись за его жизнь

Редкая рана не заживает. Евгений поправлялся. Мать зовёт к себе в деревню. Доброе материнское сердце всё простило и обещает утешение. И он возвращается в Мару.

Иногда, позавтракав, отправлялся в длительную прогулку верхом на рысаке: любовь к лошадям привил ему с детских лет Богдан Андреевич. Скакал полями и лугами, отдохнув где - нибудь на берегу одной из многочисленных речек, направлялся к лесу.

В лесу хорошо думается, одиночество не нарушаемо. А если вдруг оно надоедало звонким кликом

Лесное эхо я будил,

И верный отклик в лесе диком

Меня смятенно веселил.

Прошло два года. Кроме Мары, жил у дяди в Подвойском, бывал в Тамбове.

Губернский город оставлял впечатление жалкое – рядом с главными улицами дома под соломой, грязь непролазная, почти в центре – огромное утиное болото.

Пока родные хлопочут о помиловании, Баратынский едет в Петербург. Там судьба столкнула Евгения с человеком, ставшим его «товарищем добрым» и сыгравшим огромную роль в его поэтическом становлении. Этим человеком явился Антон Дельвиг, однокашник Пушкина по Царскосельскому лицею. Поэт, известный еще со студенческих лет, молодой барон Дельвиг был очень привлекательной личностью, несмотря на ряд странностей его характера, из которых современники единодушно называют в первую очередь фантастическую лень и безалаберность. Человек он был добрый и отзывчивый, большой душевной и моральной чистоты. К тому же умел сплотить вокруг себя единомышленников, был неплохим организатором.

Нет точных свидетельств, когда и при каких обстоятельствах они встретились. Они оба были стеснены в средствах, поэтому решили поселиться на одной квартире у некоего Ежевского – с ним был хорошо знаком отец Баратынского ещё по придворной службе при Павле 1.

Друзья не были в большой обиде на своё житьё. Они даже увековечили его, написав шуточные стихи пышным гекзаметром:

Там, где Семёновский полк, в Пятой роте, в домике низком

Жил поэт Баратынский с Дельвигом, тоже поэтом.

Тихо жили они, за квартиру платили немного,

В лавочку были должны, дома обедали редко.

Часто, когда покрывалось небо осенней тучей,

Шли они в дождик пешком, в панталонах трикотовых тонких,

Руки спрятав в карман (перчаток они не имели).

Шли и твердили, шутя: какое в россиянах чувство!

Благодаря Дельвигу Баратынский знакомится с членами «Святого братства»: Пушкиным, Кюхельбекером, Пущиным – группой молодёжи, сдружившейся ещё в лицее. Собирались у них на квартире, было шумно, весело, интересно

Пушкин шалил как мальчишка, Дельвиг лениво дремал или сыпал остротами. Баратынский уже в те годы удивлял друзей странностью и непостоянством своего характера. Он то принимал участие в общем веселье, то вдруг замолкал, замыкался в себе, отрешенно о чем-то думал. Не зря Пушкин назвал его «задумчивым проказником»

Читали стихи, пели, спорили. Нередко разговор переключался на политические темы. Воспоминаниями о дружеских встречах навеяна небольшая поэма Баратынского «Пиры», опубликованная в 1821 году:

В углу безвестном Петрограда

В тени древес, во мраке сада,

Тот домик помните ль, друзья,

Где наша верная семья,

Оставя скуку за порогом,

Соединялась в шумный круг

И без чинов с румяным богом

Делила радостный досуг?

Вино лилось, вино сверкало;

Сверкали блёстки острых слов,

И веки сердце проживало,

В немного пламенных часов.

Не получив прощения, Баратынский вынужден был поступить рядовым в лейб-гвардии егерский полк.

А его уже печатали журналы. Дельвиг, обнаруживший как-то на столе среди вороха рукописей понравившееся ему стихотворение, без ведома автора послал его в журнал. Вскоре оно было напечатано в «Благонамеренном». Это было стихотворение, посвященное любимой тетке поэта, - «Женщине пожилой, но все еще прекрасной». Баратынский воспрянул духом, ему казалось, что перед ним открывается новое, благородное поприще действия – служение Музе. Дельвиг старался всячески укрепить эти мысли своего друга, заставить его поверить в свои силы. Вскоре, с легкой руки Дельвига, стихотворения Баратынского стали довольно часто мелькать на страницах столичной периодики.

«Певца Пиров я с музой подружил», - вспоминал о тех днях Дельвиг. А Баратынский с благодарностью обращался к другу:

ты дух мой оживил

Надеждою возвышенной и новой.

Ты ввел меня в семейство добрых муз

В начале января 1820 года Баратынский был произведен в унтер-офицеры и тут же переведен в Нейшлотский пехотный полк, расквартированный в Финляндии. Это была ссылка!

Начальство Нейшлотского полка сочувственно и благосклонно отнеслось к опальному поэту, Баратынскому часто предоставлялись отпуска, которые он использовал для поездки в столицу. Встречи с Дельвигом, Кюхельбекером и другими петербургскими знакомыми продолжались. Поэт посещает в Петербурге литературные салоны. Там он довольно близко сходится с Александром Бестужевым и Кондратием Рылеевым. Оба они были уже известны в литературных кругах.

Для Баратынского – поэта финляндское изгнание было очень плодотворным. Именно в это время им был создан целый элегический цикл, принесший ему славу одного из лучших русских поэтов. В Финляндии были написаны элегии «Оправдание», «Ропот», «Утешение», «Разуверение», «Размолвка», «Признание» и другие; стихотворение «Череп», поэмы «Бал», «Эдда». Прочитав элегию «Признание», опубликованную в 1824 году, Пушкин писал А. Бестужеву: «Баратынский – прелесть и чудо, «Признание» - совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий». Как жанр, элегия была в те годы одним из распространённых в русской литературе. Большим успехом пользовались доведенные до вершин совершенства элегии Жуковского и Батюшкова.

В элегиях Баратынского подкупали, прежде всего, их глубокая психологическая конкретность, отсутствие расплывчатости и неопределенности, раскрытие чувств в их развитии, движении и противоречиях. Повествуя о глубоких душевных переживаниях, автор делает это спокойно и раздумчиво, без всяких попыток театральной эффективности.

Мне о любви твердила ты, шутя.

И холодно сознаться можешь в этом,

Я исцелён; нет, нет, я не дитя!

Прости, я сам теперь знаком со светом.

Кого жалеть? Печальней доля чья?

Кто отягчен утратою прямою?

Легко решить: любимым был не я;

Ты, может быть, была любима мною.

Элегии Баратынского, как и многие произведения молодого Пушкина, переписываются в альбомы, заучиваются наизусть.

Во время финляндской службы Баратынский несколько раз отпрашивался в довольно продолжительные отпуска. Один из них – было это зимой 1821 года – он решил посвятить матери и отправился к ней в деревню:

Для сладкого свиданья спешу к стране родной

Братьев дома не было: Ираклий был на военной службе, Лев был определен в Пажеский корпус, младший – Сергей, учился в Москве, в частном пансионе. С матерью остались одни сестры да старый Боргезе, ставший полноправным членом семейства Баратынских. Без братьев в Маре было скучновато, и все же скучать Евгению не пришлось.

Верстах в тридцати от Мары, на границе с Пензенской губернией, находилось большое село Васильевка. Принадлежало оно отставному генералу Василию Алексеевичу Недоброво. Имение Недоброво было одним из богатейших и благоустроенных во всей округе. Большой барский дом с классическими колоннами утопал в зелени прекрасного обширного парка. В этом доме с радушием принимали гостей, небольшое общество молодежи веселилось до упаду. Баратынский с головой окунулся в эту беззаботную жизнь: она отвлекала его от мрачных дум о бесперспективном будущем

Два месяца пролетели незаметно. Прощай гостеприимная, милая Васильевка! Прощай, родная Мара! Евгений Баратынский возвращается туда, где «граниты финские, граниты вековые»

Когда Баратынский поступал рядовым в полк, то и он сам, и его родные считали, что ждать производства в офицеры придется недолго. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

Опальному поэту многие пытались помочь. За него хлопотали и А. И. Тургенев, и В. А. Жуковский. Используя свои связи, за него ходатайствовали Денис Давыдов, финляндский генерал – губернатор А. А. Закревский. Но царь был упрям. Для Баратынского эти годы были годами больших моральных испытаний. Поэт все чаще хандрит, замыкается в себе, от его произведений веет грустью и безнадёжностью:

Когда же с верою напрасной

Взываю я к судьбе глухой,

И вскоре опыт роковой

Очам доставит свет ужасный,

Пойду я странником тогда

На край земли, туда, туда.

Где вечный холод обитает,

Где поневоле стынет кровь,

Где, может быть, сама любовь

В озяблом сердце потухает

Долгожданное производство в офицеры состоялось лишь весной 1825 года. «Наконец я свободен и вам обязан моею свободою. Ваше великодушие, настойчивое ходатайство возвратило меня обществу, семейству, жизни!» - писал Баратынский А. И. Тургеневу 9 мая (22 мая).

А. А. Закревский не возражал против того, что новоиспеченный прапорщик попросился в длительный отпуск. Баратынский едет в Петербург, живет здесь несколько дней, а отсюда направляется в Москву.

Как не любить родной Москвы!

Но в ней не град первопрестольный,

Не золоченые главы,

Не гул потехи колокольной,

Не сплетни вестницы-молвы

Мой ум пленили своевольный.

В октябре 1825 года после тринадцатилетней разлуки Баратынский снова увиделся с Москвой. В Москве в это время жили мать и сестры. Счастливые минуты встречи с родными вскоре сменились горечью разочарования. Не было рядом друзей, просто близких людей, с кем можно было бы отвести душу. «Я скучаю в Москве. Мне несносны новые знакомства Часто думаю о друзьях испытанных, о прежних товарищах моей жизни – все они далеко! И когда увидимся? Москва для меня новое изгнание», - писал Баратынский своему финляндскому другу Н. В. Путяте.

Пожалуй, единственным светлым лучом первых месяцев пребывания Баратынского в Москве было возобновление встреч и сближение со знаменитым поэтом – партизаном, легендарным Денисом Васильевичем Давыдовым, который принимал участие в хлопотах о производстве Евгения в офицеры. Баратынский частенько стал бывать в доме Давыдова, они подружились, перешли на «ты». К этому времени и относится стихотворение «Д. Давыдову».

Пока с восторгом я умею

Внимать рассказу славных дел,

Любовью к чести пламенею

И к песням Муз не охладел,

Покуда русский я душою,

Забуду ль о счастливом дне,

Когда приятельской рукою

Пожал Давыдов руку мне!.

Во время одного из визитов к Денису Давыдову поэт – партизан представил Баратынского двадцатидвухлетней Анастасии Энгельгардт. Девушка происходила из богатой и знатной семьи. Отец ее – Лев Николаевич Энгельгардт – отставной генерал- майор из «екатерининских орлов», приходился двоюродным племянником всесильного князя Потемкина. Мать – Екатерина Петровна - была дочерью известного московского богача и масона П. А. Татищева и состояла в родстве с Д. Давыдовым. Анастасия Львовна, не отличаясь достоинствами внешней красоты, была девушкой умной, образованной и обходительной. Они понравились друг другу, мать одобрила выбор старшего сына. Вскоре Евгений сделал Анастасии Львовне предложение 9 июня (22 июня) 1826 года была отпразднована свадьба.

Время показало, что Баратынский не ошибся в своем выборе. Анастасия Львовна не только не препятствовала поэту в его литературных занятиях, но, наоборот, создавала для этого все условия. Много лет спустя после женитьбы, обращаясь к жене, Евгений Абрамович писал:

Когда, дитя и страсти, и сомненья,

Поэт взглянул глубоко на тебя,

, Решилась ты делить его волненья

В нём таинство печали полюбя.

Ты, смелая и кроткая, со мною

В мой дикий ад сошла рука с рукою:

Рай зрела в нем чудесная любовь.

О, сколько раз к тебе, святой и нежной,

Я приникал главой моей мятежной,

С тобой себе и небу веря вновь. Мечты о покойной жизни, кажется, начали сбываться.

Весельчакам я запер дверь,

Я пресыщен их буйным счастьем

И заменил его теперь

Пристойным, тихим сладострастьем. Просматривая «Московские ведомости», Баратынский обратил внимание на небольшую заметку, потрясшую его до глубины души. Это было официальное правительственное сообщение о казни пяти декабристов: Рылеева, Пестеля, Муравьёва -Апостола, Бестужева - Рюмина и Каховского. С Рылеевым Евгений Абрамович был в самых близких отношениях. И вот его не стало.

8 (21) сентября в Москву приезжает «прощённый» Пушкин. Одними из первых его навестили Баратынский и Путята. Годы разлуки не загасили пламени дружбы двух поэтов, они сближаются еще больше, их часто видят вместе.

Объявился в Москве и Дельвиг. Друзья вспоминали шумные петербургские встречи, товарищей, томящихся в застенках: Кюхельбекера, Фёдора Глинку

Ранней весной 1827 года в семействе Баратынских произошло радостное событие – родилась дочь Сашенька. Ещё на свадьбе мать просила молодых погостить у неё в деревне. Они отправились в Мару в мае Свидание со степной тамбовской родиной после стольких лет разлуки! Сколько теплых чувств переполнило душу поэта, сколько мыслей и воспоминаний пронеслось в его голове! И всё это вместе взятое легло в строки одного из лучших произведений Баратынского. Поэт назвал его «Мара», редакторы изменили заглавие на «Стансы»: Мара – не каждому читателю понятно.

Судьбой наложенные цепи Степного неба свод желанный,

Упали с рук моих, и вновь Степного воздуха струи,

Я вижу вас, родные степи, На вас я в неге бездыханной

Моя начальная любовь. Остановил глаза свои.

Но мне увидеть было слаще

Лес на покате двух холмов

И скромный дом в садовой чаще –

Приют младенческих годов.

Здесь, в кругу семьи, на земле, где когда-то делал первые неуверенные шаги, где коротким сном промелькнуло беззаботное детство, можно подвести первые итоги жизни.

Вспомнились далекие друзья по Финляндии и Петербургу.

Я братьев знал, но сны младые

Соединили нас на миг:

Далече бедствуют иные,

И в мире нет уже других.

Деревенская жизнь однообразна и спокойна. Лишь изредка нарушается она коротким визитом кого-нибудь из соседей, да ответными поездками к ним в гости.

Незаметно подкралась осень, а вместе с ней в Мару пришло радостное известие – был напечатан сборник стихов Баратынского. В него вошли лучшие произведения поэта. Один экземпляр Евгений Абрамович подарил старшей сестре Софье, с которой был дружен с детских лет и не имел от нее секретов. Получив книгу, она сделала на полях пометки: кому посвящено то или иное стихотворение. Так стали известны некоторые адресаты лирики Баратынского

В середине зимы он с семьей покинул Мару и отправился в Москву

В Мару он вернулся летом 1829года. В Маре все осталось по – прежнему. Зато много изменений произошло вокруг. Умер В. А. Недоброво, появились новые соседи. Недалеко от Мары, в селе Любичи, обосновался Н. И. Кривцов с семьей. А в пяти верстах от Любичей – в Умете, большом и богатом селе – поселился Николай Васильевич Чичерин. Баратынский с удовольствием знакомится с соседями, бывает у них с визитами, приглашает к себе.

Осенью в Маре он написал несколько стихотворений, работает над поэмой «Наложница».

Баратынский с семьей большее время проживал в Казани, в поместье, которое подарил ему тесть.

В 1831 году Тамбовскую губернию поразила холера. Страшная гостья пришла из-под Астрахани. Ни примитивные санитарные карантины, ни специальные заставы, где день и ночь не смыкали глаз мужики, вооруженные дубьем, не смогли остановить ее. Из Тамбова черные щупальца холеры поползли по уездам. Вымирали целые деревни. Крестьяне волновались. Ходили слухи: немцы-доктора хотят нарочно уморить православный люд. В губернском центре вспыхнул настоящий бунт. Неспокойно было и окрест Кирсанова.

К концу 1831 года холера отступила, но следы ее черных дел были видны повсюду. В Вяжле и соседних селах стояло множество изб с заколоченными окнами и дверями. Пришла в запустение и усадьба Баратынских в Маре. Когда Баратынский поздней осенью 1832 года приехал в Мару, то увидел разруху и упадок. Ему пришлось заниматься хозяйственными делами вместо отдыха. Накануне отцовское наследство было поделено между братьями и сестрами. И по сей день в названиях деревень, разбросанных по берегам реки Вяжли, звучат имена детей генерал-лейтенанта А. А. Баратынского: Евгеньевка, Сергиевка, Натальевка, Софьинка

Летом 1833 года в Кирсановском узде разразилась засуха. Дождей не было совсем.

Посевы выгорели от жгучего солнца. Осени ждали с тревогой. Баратынский в этот период не сочинял. Позже изобразил сельскую жатву в «Осени»:

А между тем досужий селянин

Плод годовых трудов сбирает:

Сметав в стога – скошенный злак долин,

С серпом он в поле поспешает.

Гуляет серп. На сжатых бороздах

Снопы стоят в копнах блестящих

Иль тянутся вдоль жнивы, на возах,

Под тяжкой ношею скрыпящих.

И хлебных скирд золотоверхий град

Подъемлется кругом крестьянских хат.

Пребывание в Маре оказалось длительным: Баратынский пробыл с матерью свыше двух лет – с осени 1832 года по зиму 1834 года. Он много работал, несмотря ни на болезни, ни на хозяйственные хлопоты. Здесь было написано стихотворение «Вот верный список впечатлений», а также такие произведения, как «Недоносок», «Бокал», «Последний поэт». Сборник произведений Евгения Абрамовича Баратынского ( в двух книгах), в который вошли эти и другие стихотворения, был отпечатан весной 1835 года – в это время поэт уже покинул Мару и жил в Москве.

В июле 1837 года Евгений Абрамович приехал в Мару один, без семьи. Он очень устал за последние годы: и физически, и духовно. Он часто стал болеть. Но в Мару он приехал не отдыхать, как это было раньше, в прошлые годы. Просто давно не виделся с матерью. Она сильно сдала из-за неудач, которые преследовали ее детей, часто болела.

Как и в юные годы, Баратынский часто бродил по окрестностям Вяжли, или, оседлав рысака, скакал в желтеющие поля, в любимую с детства дубраву, делал визиты соседям.

Перед отъездом из Мары Евгений Абрамович Баратынский зашел на церковное кладбище. Постоял у родной сердцу могилы. Здесь под гранитной плитой вечным сном спит любимый дядька Джьячинто Боргезе – «дядюшка Яков».

От жизни в постоянных разъездах – Москва – Казань – Каймары, Москва – Мара он очень устал. К тому же семейство Баратынских быстро увеличивалось: за дочерью Александрой рождаются сыновья Лев, Дмитрий, Николай, дочери Екатерина, Мария и Софья. Для их воспитания требовались няньки, гувернеры, прислуга. Баратынские оседают в подмосковном имении Муранове. Строят новый большой дом, обустраивают усадьбу.

В это же время готовится к изданию новый сборник стихотворений, который поэт назвал «Сумерки». Книга увидела свет в 1842 году.

Анастасия Львовна все чаще стала болеть; врачи обнаружили у нее туберкулез. По настоянию врачей Евгений Абрамович решает везти жену за границу. Осенью 1843 года Баратынские, взяв с собой старших сыновей Льва и Николая, а остальных детей оставив у Путяты, отправились в заграничное путешествие. Зимние месяцы поэт провел в Париже. Здесь он общался с видными французскими литераторами и с кружком русских эмигрантов, в который входили декабрист Н. И. Тургенев, друг и соратник А. И. Герцена Н. П. Огарев и другие. Встречи с прогрессивно настроенными соотечественниками нравственно освежили Баратынского, пробудили в нем веру в будущее России. Поэт «жаждал дел» и «имел много планов», как выразился Н. М. Сатин. Весной следующего года Баратынские переезжают в Италию. Ликующие строфы стихотворения «Пироскаф», своим жизнерадостным тоном столь отличавшиеся от всего написанного им ранее. Как бы предвещали начало нового этапа его творчества.

Здоровье жены поправлялось, и Баратынские решают продолжить путешествие. Из Неаполя они намереваются поехать в Рим, а затем в Вену. Но планам поэта не суждено было сбыться. 29 июня (11 июля) 1844 года Баратынский скоропостижно скончался. Его тело было перевезено в Россию и погребено в Петербурге, в Александро-Невской Лавре.

В Муранове в настоящее время находится музей Баратынского и Тютчева.

Судьба родины поэта - Мары - сложилась трагично. В один год с поэтом умерла его сестра Софья. Александра Федоровна пережила сына на несколько лет, она умерла в 1852 году. Владельцем Мары стал С. А. Баратынский. Он восстановил усадьбу в том виде, в каком она была при отце. Но после его смерти усадьба быстро пришла в упадок.

Никаких построек до наших дней не сохранилось. Несколько уцелевших надгробных мраморных плит на кладбище, - вот все, что осталось от некогда знаменитой Мары.

Российская пустошь. Могилы,

Утопленные травой.

Надменно вечность забыла,

Что здесь был угол живой.

Стоят, уцелевшие чудом,

Надгробья укором немым

Мы светом, бьющим оттуда,

Как правило, не дорожим.

Но это не то запустенье,

Которого жаждет душа

Растенье вцепилось в растенье,

Молитвою скорбной дыша.

(«Мара». О. Столяров)

Лесистый холм, где стояла усадьба-замок, жители Софьинки и окрестных сел района по-прежнему называют Марой. Но, к сожалению, на Тамбовщине нет ни музея, ни памятника поэту, ни улицы имени Баратынского.

В 90-е годы наметился научно-краеведческий подход к изучению Мары. Были организованы экспедиции, целью которых являлось возвращение имени и места родовому гнезду Баратынских.

конце 90-х годов. В 1999 году была проведена большая работа по определению истинного места захоронения матери Баратынского, его брата Сергея Абрамовича и ближайших родственников.

Кроме этого были вскрыты и частично исследованы останки основного усадебного дома. Были уточнены его первоначальные размеры, зафиксированы периметр, а также расположение и размеры комнат.

В год 200-летия со дня рождения поэта (в 2000 г. ) 7 -9 июня состоялась научно-практическая конференция. Более 30 ученых из Москвы, Казани, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Смоленска, Воронежа и даже из далекой Японии побывали в эти дни на уметской земле в селе Софьинка.

В июне 2000 г. был частично восстановлен некрополь Баратынских: надгробные плиты положены на первоначальные места и обнесены забором. А 8 июля 2000 года состоялся 14-й литературно-музыкальный фестиваль, на который прибыли люди со всей Тамбовщины.

. Люди приезжают издалека, чтобы приобщиться к миру поэзии. Звучат стихи и музыка, и душа наполняется тихой грустью.

Уметская земля богата талантами, в том числе поэтами.

Любовь Александровна Майская родилась в 1942 году на железнодорожной станции Умет Тамбовской области в многодетной семье, имеет среднее специальное образование.

30 лет прожила в столице Таджикистана городе Душанбе, работала метеорологом, а затем в сбербанке.

В 1990 году Л. А. Майская вернулась на родину. Работала в местном Сбербанке, сейчас – на заслуженном отдыхе.

Стихи Любовь Майская начала писать с юности. В 70-е – 80-е годы печаталась в периодических изданиях Таджикистана.

Последние годы активно сотрудничала в местной газете «Голос хлебороба», ее стихи публиковались в газете «Наедине», звучали по областному радио. Сейчас у Л. А. Майской изданы два сборника стихотворений: «Лепестковый бал» и «Роща».

Она пишет о родном крае, о природе, о земляках.

Край родной.

Здесь даже воздух соткан по-другому,

А небо колокольчиком звенит:

Пьянит нектаром напоённый омут,

Улыбкой расплывается зенит.

Спускается к реке, спешит тропинка,

Бежит, бежит, в пшеничный плен маня.

Мне кланяется каждая травинка –

Так обнимает край родной меня.

Живет в р. п. Умет поэтесса и писательница Маргарита Александровна Луканева. У нее выпущены сборники стихов, рассказов: детская книга «Приключения Димы», для подростков «Смелые и находчивые» и для взрослых с лирическим названием: «Букет сирени», и другие. Многие стихи положены на музыку кирсановскими композиторами Шмаковым и Патриным; эти песни с удовольствием поют самодеятельные артисты.

Поэты и писатели Тамбовщины положительно относятся к произведениям Маргариты Александровны Луканевой, Любови Александровны Майской, указывая на их душевность, теплоту, простой живой язык, любовь к природе и людям.