Характер лирического героя в двух стихотворениях

Одним из ближайших друзей Пушкина был князь Петр Андреевич Вяземский. Еще ребенком Пушкин видел его в доме своих родителей, их личное знакомство произошло в марте 1816 года, когда Петр Андреевич вместе с Карамзиным и Жуковским посетил Царскосельский лицей. Пушкину было 16 лет, Вяземскому 23. С этого времени началась дружба, которой Пушкин очень дорожил.

Все они были членами литературного общества "Арзамас", в которое приняли и "надежду нашей словесности", так написал о Пушкине Жуковский Вяземскому. Все "Арзамасцы" имели литературные прозвища. "Сверчок", как окрестили Александра Сергеевича, был самым юным в этой компании и самым талантливым. "Асмодей" - Вяземский был на семь лет старше Пушкина. Молодой А. Пушкин назвал «Арзамас» «школой гармонической точности».

Местом собрания петербургских литераторов был тогда салон А. О. Смирновой - Россет, оставившей замечательные записки о них. Из них узнаём мы прозвища знаменитых поэтов: Пушкин – Сверчок, Искра; Жуковский – Бычок; Вяземский – Асмодей, аббат Тетю. Последние было дано ему в честь известного персонажа, одержимого чёрными мыслями («драконы аббата Тетю»), ибо Пётр Андреевич был ипохондриком, редко пребывавшим в добром расположении духа.

В арзамасские годы началась и интенсивная переписка Вяземского с Пушкиным, длившаяся до смерти последнего.

       Вяземский был воспитан в духе патриотизма и привык к мысли о том, что каждый человек должен заботиться о благе и процветании общества. Карамзин-историк научил его спорить и вникать в глубины исторических событий, Карамзин-писатель вырастил Вяземского - поэта. Вяземский не признавал никаких авторитетов, только раз в жизни сделает исключение - признает духовное первенство Пушкина. Существенным было влияние Карамзина и на Пушкина: великий историк и литератор был образцом мудрости и таланта для начинающего гения.

Князь Вяземский получил отменное образование. В его жизни были не только паркеты бальных зал, было и Бородинское сражение 1812. Он записался в Московское ополчение, пулям не кланялся - под ним было убито две лошади. За участие в боях и личную храбрость князь награжден орденом Станислава 4 -ой степени. После пожара Москвы уволен из армии и в чине коллежского асессора направлен служить в Варшаву.

Его свободолюбивые идеи тогда окончательно оформились. Он сблизился в Варшаве со многими, кто потом принимал участие в декабристском мятеже, польском народно-освободительном движении 1830-х. Князь составлял записку об освобождении крестьян, проект которой должен был быть подан на рассмотрение императору Александру I. Но декабрьская вьюга сменила императоров на престоле, либеральным мыслям пришел конец, и "декабриста без декабря" хоть и не засадили в Шлиссельбург или Петропавловскую крепость, но имя взяли на заметку и уволили от службы "без прошения". Вяземский с горечью писал Жуковскому: «Благородное негодование - вот современное вдохновенье!" Этим же благородным негодованием были полны и поэтические строки Вяземского, которые не могли пройти сквозь цензуру, но расходились в рукописях и становились известны деятелям декабристского мятежа. За князем была установлена негласная слежка.

Разгром движения декабристов был для него огромной личной драмой. Он терял друзей, единомышленников, просто знакомых. Опальное положение Вяземского длилось долгих девять лет! В 1828 г. оно осложнилось клеветническим доносом на якобы непристойное поведение. Однако от мысли эмигрировать пришлось отказаться. Дети часто болели, средства уходили на их лечение. Кроме того, убежденный враг реакции, он, как дворянин, принадлежал "к оппозиции Его Величества". Князь выбрал свою дорогу, решив, что ради чести древнего имени и будущего детей он должен примириться с правительством. В декабре 1828 - январе 1829 года Вяземский пишет свою "Исповедь" - документ, в котором с достоинством излагает взгляды и идеи, принося извинения императору за резкость, с которой он высказывал их. Исповедь князя была в феврале 1829 года отослана Жуковскому в Петербург, а через него передана графу Бенкендорфу, затем императору Николаю I. Тот потребовал от Петра Андреевича извинений перед собою и братом своим, наместником Варшавы. Раскаявшийся получает уже в феврале 1830 года первое государственное назначение - чиновник по особым поручениям при министре финансов. Через год Вяземский становится камергером Двора Его Величества, а затем назначен вице - директором департамента внешней торговли. Позднее Вяземский служил в министерстве народного просвещения на должности заместителя министра просвещения, и в плодах тогдашних реформ и расцвета Российской Академии Наук есть и его заслуга. Но не забывал князь и о музах, живых и поэтических.

Александр Пушкин, друживший с Петром Вяземским, бывал в имении Вяземских в Остафьеве не раз. Особо запомнился обитателям усадьбы его приезд в декабре 1830 года. Осенью Пушкин уехал для литературной работы в поместье Болдино. В то время в Москве и окрестностях вспыхнула эпидемия холеры, был объявлен карантин, и поэт оказался отрезанным от Москвы, от дома невесты Натальи Гончаровой. Как только эпидемия пошла на убыль, Пушкин отправился в столицу, по пути заехав в Остафьево. И вот в Остафьеве Пушкин читал свои новые произведения князю Петру.

Двух поэтов связывала многолетняя дружба. После женитьбы Вяземского молодой Пушкин подружился и с его женой Верой, а позднее дружил и с их сыном Павлом. С княгиней поэт был откровеннее, чем с князем. Только ей он доверил свою последнюю тайну, рассказав о предстоящей дуэли. Венчался Пушкин с Натальей Гончаровой в Москве, и посаженой матерью на их свадьбе предстояло быть княгине Вяземской, но болезнь помешала ей приехать в Москву. Перед свадьбой поэт последний раз посетил подмосковное имение Вяземских. Это было на святки.

Вяземский — активный корреспондент Пушкина в годы южной ссылки. По-видимому, в этот период он отвечал на пушкинские письма не менее интенсивно, чем в последующие годы, хотя писем Вяземского этих лет сохранилось очень мало. Пушкин и Вяземский напропалую острят, не стесняются в выражениях, бесцеремонно изливают друг другу литературную желчь. Игровое соседствует в этой переписке с серьезными проблемами, историческими, политическими, профессиональными, книгоиздательскими. Вяземский был университетом Пушкина. Пушкин же представлял для поэта-собеседника тот тип ученика, о котором мечтает настоящий учитель, — живой, требовательный, с непрестанными вопросами, неуступчивый и неугомонный. Пушкин, бесспорно, во многом продлил литературную молодость и зрелость Вяземского, невольно побуждая его оставаться на переднем крае. Пушкину было дано увидеть в Вяземском проницательность и глубину.

Сохранилось огромное количество писем Пушкина к князю - семьдесят четыре. Чуть больше было только к жене. Вспоминая о Пушкине, Вяземский говорил: "Он судил о труде моем с живым сочувствием приятеля и авторитетом писателя и опытного критика, меткого, строгого и светлого. Вообще, хвалил он более, нежели критиковал. День, проведенный с Пушкиным, был для меня праздничным днем».

Вяземский сознательно и бессознательно пытается загладить невольную свою вину перед поэтом: был самым близким другом, а не сумел спасти, помочь, уберечь! Вяземский не защищался от этих обвинений - косвенных и прямых. Он так и пронес тяжесть их до самого конца. Его письмо о последних днях и минутах жизни Пушкина, написанное по просьбе В. А. Жуковского, исполнено горячей любовью к Пушкину. Там есть строки: "Разумеется, с большим благоразумием и меньшим жаром в крови и без страстей Пушкин повел бы это дело иначе. Но тогда могли бы мы видеть в нем, может быть, великого проповедника, великого администратора, великого математика, но на беду, провидение дало нам в нем великого Поэта".

Пушкин прожил 37 лет. Вяземский жил долго, видел много, всех знал и во всем участвовал. Все почти девяносто лет Петр Андреевич жил не то чтобы в оппозиции, но ни к кому не присоединяясь.

Много сходного, даже общего было в жизни Вяземского и Пушкина, во многом их судьбы повторялись. В творчестве двух лицейских друзей мне показались очень интересными два стихотворения: стихотворение «Воспоминание» А. С. Пушкина и «Жизнь наша в старости – изношенный халат» П. А. Вяземского. Привлекла общность тем стихотворений, но вместе с тем и разность философского отношения к жизни, разность настроений лирических героев. Мне захотелось сопоставить стихотворения, найти в них общие и отличительные черты.

Перед собой я поставила цель сравнить стихотворения двух лицейских друзей, написанных на одну тему, найти общие и отличительные черты.

Стихотворение «Воспоминание» и «Жизнь наша в старости – изношенный халат» принадлежат перу двух лицейских друзей – Александра Сергеевича Пушкина и Петра Андреевича Вяземского. «Язвительный поэт, остряк замысловатый, и блеском тонких слов, и шутками богатый» - так Пушкин охарактеризовал друга-поэта в одном из стихотворных посланий. Позднее Вяземский, как и большинство поэтов пушкинской поры, был отнесён к разряду второстепенных.

Пётр Андреевич был первым, кто оценил талант Пушкина. Вот что пишет он в 1815-м году Батюшкову: «Что скажешь о сыне Сергея Львовича? Чудо и всё тут. Его «Воспоминания в Царском Селе» вскружили нам голову с Жуковским. Какая сила, точность в выражении, какая твёрдая и мастерская кисть в картине. Дай Бог ему здоровия и учения, и в нём будет прок, и горе нам. Задавит, каналья!»

Перечитаем стихотворение А. С. Пушкина «Воспоминание».

Когда для смертного умолкнет шумный день

И на немые стогны града

Полупрозрачная наляжет ночи тень,

И сон, дневных трудов награда,

В то время для меня влачатся в тишине

Часы томительного бденья:

В бездействии ночном живей горят во мне

Змеи сердечной угрызенья;

Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,

Теснится тяжких дум избыток;

Воспоминание безмолвно предо мной

Свой длинный развивает свиток:

И, с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу, и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,-

Но строк печальных не смываю.

А вот стихотворение Петра Андреевича Вяземского «Жизнь наша в старости – изношенный халат».

Жизнь наша в старости - изношенный халат:

И совестно носить его, и жаль оставить;

Мы с ним давно сжились, давно, как с братом брат;

Нельзя нас починить и заново исправить.

Как мы состарились, состарился и он;

В лохмотьях наша жизнь, и он в лохмотьях тоже,

Чернилами он весь расписан, окроплен,

Но эти пятна нам узоров всех дороже;

В них отпрыски пера, которому во дни

Мы светлой радости иль облачной печали

Свои все помыслы, все таинства свои,

Всю исповедь, всю быль свою передавали.

На жизни также есть минувшего следы:

Записаны на ней и жалобы, и пени,

И на нее легла тень скорби и беды,

Но прелесть грустная таится в этой тени.

В ней есть предания, в ней отзыв наш родной

Сердечной памятью еще живет в утрате,

И утро свежее, и полдня блеск и зной

Припоминаем мы и при дневном закате.

Еще люблю подчас жизнь старую свою

С её ущербами и грустным поворотом,

И, как боец свой плащ, простреленный в бою,

Я холю свой халат с любовью и почетом.

Эти два стихотворения разделяет почти полвека. Стихотворение Пушкина написано в 1828 году, когда автору было 29 лет. Вяземский написал своё стихотворение в промежутке между 1875 – 1877 годами, то есть в зрелом (82 – 84г. ) возрасте. Известно, что стихи являются прямым отражением настроения автора, передают душевные оттенки его жизни.

Каким же был для Пушкина 1828 год? Это был сложный период в личной жизни поэта, сложный период взаимоотношений его и власти. Продолжается давнее следствие по поводу свободолюбивого стихотворения «Андрей Шенье», где Пушкина обвиняли в крайних революционных взглядах, появляется смелая, преступная с точки зрения официальной церкви поэма «Гавриилиада». Департамент гражданских и духовных дел обвиняет Пушкина в издании «прежде дозволения цензуры» своих стихотворений. 18 августа 1828 года столичный генерал - губернатор Голенищев - Кутузов предписал обер-полицмейстеру: “известного стихотворца Пушкина обязать подписке, дабы он впредь никаких сочинений, без рассмотрения и пропуска оных цензурою, не осмеливался выпускать в публику под опасностью строгого по закону взыскания, и между тем учинить за ним безгласный надзор”. Пушкин вынужден был дать унизительную подписку, явно определившую его “новый статус”. Всё это не могло не сказаться на поэте, ощущавшем себя совершенно одиноким.

Вяземский в старости лет остался почти один – не осталось почти никого из друзей юности. Он всегда смиренно довольствовался ролью поэта второстепенного, не смея претендовать на лавры Жуковского, Пушкина. «Как писал я, потому что писалось: так и жил я, потому что жилось», - говорил о себе Пётр Андреевич, восхищаясь «подвижничеством» своих друзей. Последние годы его жизни протекали монотонно и однообразно: «Теперь поздно и рано. Поздно – потому, что железо остыло, а должно ковать его, пока оно горячо, пока не развлеклось оно новыми именами, новыми предметами. Рано – потому, что не настала ещё пора, когда старое так состарится, что может показаться новым и молодым» - так писал он о предложении написать мемуары. Пётр Андреевич, действительно, с каждым годом становился всё более одиноким. Один за другим уходили его друзья, а он оставался старожилом, пережившим свою эпоху.

Вяземский страдал длительной бессонницей, хандра стала одной из главных тем его поздних стихов. Нервное заболевание Вяземского усугублялось смертями родных (умерли восемь из девятерых его детей), одиночеством, забвением его как поэта. Несмотря на это, темы его позднего творчества были разнообразны: от пейзажной и философской лирики до политических и сатирических стихов. Вяземский называл себя «мыслящим поэтом». Он скончался 10 ноября 1878 года в Баден-Бадене, не дожив всего несколько недель до выхода первого тома своего собрания сочинений – «выставки жизни своей». Когда-то он написал: «моя речь ещё впереди: стоит только дождаться удобного часа, а он пробьёт уже без меня, но пробьёт». Час этот пробил, и всем нам пора вспомнить забытые имена из далёкого нашего прошлого, среди которых и имя князя Вяземского

Перейдём к сравнению этих стихотворений. Оба стихотворения можно отнести к философской лирике, так как в них напрямую поднимаются вопросы смысла жизни, её значимости для человека.

Стихотворение Пушкина – лирическая пьеса – признание, откровение. В своем окончательном печатном варианте «Воспоминание» содержит 16 стихов. В черновом варианте стихотворения было еще 20 строк, которые при публикации Пушкин отбросил. В них раскрывалось точное до деталей содержание воспоминаний, давались намеками указания реальных прототипов. Отбросив эти подробности, Пушкин сделал свое стихотворение более обобщенным и философски общезначимым.

Стихотворение Вяземского, как и Пушкина, тоже обладает лиризмом, так как больше всего внимания в нём уделяется именно описанию чувств лирического героя.

Временным и смысловым фоном пушкинского произведения является атмосфера ночи, создающая колорит лирического повествования. Ночь для поэтов-философов – это главное условие углубленного познания мира и самого себя. Такой она часто бывала в философских пьесах немецких романтиков и русских любомудров. Ведь не случайно требование философской поэзии с особой силой прозвучало именно после 1825 года. В годы трагической переоценки ценностей, в переломные для русской культуры годы для всякого независимого ума, мучительно искавшего выход из неразрешенных и неразрешимых противоречий жизни, оставался едва ли не единственный достойный путь: уйти с поверхности в глубину, начать работу исследования, углубленную работу познания и самопознания. Это становится общим сознанием для большинства русской интеллигенции. То, что Пушкин прямо не выступал с требованием «поэзии мысли», дела не меняет. Это в нем жило, это было его внутренним убеждением и стремлением и именно потому нашло отражение в его творческих исканиях.

Стихотворение «Воспоминание» обращено к внутренней жизни человека, насыщено углубленным психологизмом. «Воспоминание» — это поэзия мысли, и вместе с тем это стихотворение углубленно-психологическое. Обратиться к воспоминаниям лирическому герою легче ночью, когда «умолкнет шумный день», когда «наляжет ночи тень». У Пушкина ночь существует во времени и со своими приметами: она не просто есть, она наступает, она в движении, читатель едва ли не видит её — «полупрозрачная наляжет ночи тень». У Пушкина ночь не только условие для познания самого себя, но и нечто самоценное. Она существует и сама по себе, становясь чем-то материальным. Все эти особенности придают живую теплоту и конкретность признанию лирического героя, которое составляет содержание стихотворения.

В стихотворении Вяземского нет указания на конкретное время, воспоминания проходят чередой, они нахлынули, увлекли, погрузили в прошлую жизнь.

Пушкин и Вяземский поднимают проблему прошедшего, проблему воспоминаний. Но отношение к этим воспоминаниям у них совершенно противоположное. Остановимся на этом подробнее.

«Длинный свиток» воспоминаний у Пушкина не доставляет радости и наслаждения, потому что он исполнен всего того, что герой хотел бы забыть, вычеркнуть из своей жизни:

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слёзы лью

Может, именно поэтому они приходят к нему ночью, когда дневные заботы перестают отвлекать и не дают забыться. Лирический герой Пушкина испытывает отвращение к своему прошлому: он совершил много ошибок, он стыдится своих поступков, но он и не может отречься от былого, не может ничего изменить:

Но строк печальных не смываю.

Всё прошлое – это его прошлое, хотя и не особо приятное. «Строки» -метафора, обозначающая его прошлую жизнь. В «часы томительного бденья» в нём горят «змеи сердечной угрызенья». Это совесть – строгий судия, лучший ориентир в его жизни. Она не даёт ему покоя, она движет целую череду «тяжких дум», подавляет тоской его ум. И хотя это воспоминание «безмолвно», оно настолько сильно, что заставляет героя трепетать и проклинать прошлую жизнь.

В стихотворении Петра Вяземского использована развёрнутая метафора: жизнь – халат. Халат у него и есть символ жизни, «халат изношенный» - символ жизни в старости. Как относится к ней лирический герой? В отличие от героя Пушкина, он дорожит этой жизнью, для него, уже состарившегося и вспоминающего свою жизнь, даже грустные события былого имеют прелесть:

Ещё люблю подчас жизнь старую свою

С её ущербами и грустным поворотом

Потери и грустные повороты жизни не расстраивают его, ведь они тоже являются частью его жизни, поэтому он дорожит ими, как боец дорожит своим простреленным в бою плащом. Герой стихотворения тоже немного «совестится» («и совестно носить»), угрызается за какие-то моменты жизни, но сама жизнь для него ценнее («жаль оставить»), ведь она своя. Герой по-философски мудро понимает, что сейчас нельзя её переписать заново, проиграть набело, а нужно принять, как брата. Для него «чернила» жизни куда ценнее дорогих узоров, ведь всё пережито лично, прочувствовано лично и составляет богатейший багаж. Вяземский выражает благодарность за свою жизнь:

В ней есть предания, в ней отзыв наш родной

Сердечной памятью ещё живёт в утрате,

И утро свежее, и полдня блеск и зной

Припоминаем мы и при дневном закате.

Как у Пушкина, так и у Вяземского в стихотворении просматривается мотив Поэзии: герой Пушкина остаётся верен «печальным» строкам, а герой Вяземского бережёт на своём халате «отпрыски пера», которые знают и «светлую радость», и «облачную печаль», и «помыслы», и «таинства», и «быль». Поэзия всегда для поэтов была искренним выражением всех радостей и печалей. Достаточно прочитать всего несколько сочетаний, чтобы убедиться, как творчество много значило в их жизни.

В стихотворении Вяземского, в отличие от пушкинского, нет столь мучительных раздумий лирического героя:

И на неё легла тень скорби и беды,

Но прелесть грустная таится в этой тени.

Герой утверждающе смотрит на прошлое, даже в грустном, трагичном он смог увидеть прелесть, так как в нём «отзыв наш родной», «сердечная память». Эти противоречия памяти души и реальной жизни великолепно подчёркивает оксюморон: «прелесть грустная», «дневной закат». Кажется, что чем больше жизненных перипетий, тем дороже эта жизнь для лирического героя:

И, как боец свой плащ, простреленный в бою,

Я холю свой халат с любовью и почётом.

Лирический герой Вяземского принимает жизнь полностью: для него имеют значение не только радости и победы, но и утраты, «и жалобы и пени». Для его старческого сознания любая страница молодости приятна для перечитывания. Герой же Пушкина испытывает не тихую радость, как у Вяземского, а накал эмоций. Он не может ничего изменить, и напрасны все его проклятья, жалобы и слёзы. Его состояние ярко выражено в стихотворении. У Вяземского тоже присутствует мотив невозвратимости утраченного и невозможности что-либо переделать: «Нельзя нас починить и заново исправить». Но прошлое вполне заменяет лирическому образу автора будущее и настоящее, он говорит о нём, используя тёплые, нежные эпитеты: «отзыв наш родной», «сердечная память», «светлая радость», «облачная печаль». В таких эпитетах выражается лёгкость воспоминаний лирического героя Вяземского.

Герой стихотворения Вяземского как никто близок своему автору. Впрочем, Пётр Андреевич мало обращал внимания на «подарки судьбы»: «На долгом веку моём был я обстрелян и крупными похвалами и крупною бранью. Всего было довольно. Выдержал я испытание и заговора молчания, который устроили против меня. Я был отпет: кругом могилы моей, в которую меня живого зарыли, глубокое молчание. Что же? Всё ничего. Не раздобрел, не раздулся я от первых, не похудел – от других. Натура одарила меня большой живучестью и телесною, и внутреннею. Это может быть досадно противникам моим. Я здоров своим здоровьем и болен своими болезнями. Чужие не могут придать мне здоровья, не могут со стороны привить мне и недуги. Злокачественные поверия и наития бессильны надо мною».

Для пушкинского лирического героя воспоминания – тяжёлый груз, от которого он не в силах избавиться. В прошлом он не находит «светлой радости», и грусть, приходящая к нему из прошедшего, далеко не светла. Прошлое мешает ему в настоящем, возвращаясь бессонными ночами и мучая его. Как близки эти чувства самому Пушкину, получившему от жизни множество горестных ощущений. Именно в отношении к воспоминаниям и заключается главное различие стихотворений Пушкина и Вяземского.

Обратим внимание на художественные особенности обоих стихотворений. Язык стихотворения «Воспоминание» — это в большой мере язык «державинский», язык высокого звучания. Ю. Н. Тынянов называл такой язык «изысканно-архаическим». Книжно-приподнятые слова, слова «традиционно - витийственные» («смертного», «немые стогны града», «умолкнет», «томительного бденья» — вот выразительные приметы этого языка, который должен выразить не просто мысль, а мысль философскую, обобщенную. У Пушкина архаизмы кажутся более «предметными» и почти вовсе не отвлеченными. Они предметны даже не сами по себе — это-то вообще едва ли возможно, — а потому, что они всегда попадают в предметный контекст. В таком контексте они словно оживают, конкретизируются, вбирают нечто в себя от вещественного. Так, «немые стогны града» у Пушкина воспринимаются именно потому, что они немые в своей относительной конкретности. Использование архаизмов в стихотворении подчёркивает серьёзность переживаний героя. «Полупрозрачная ночи тень» - этот эпитет, на мой взгляд, вызывает ассоциации с белыми ночами Петербурга, и мы словно видим место действия.

Метафоры, употреблённые Пушкиным в стихотворении, достаточно эмоциональны и экспрессивны: «горят во мне змеи сердечной угрызенья», «мечты кипят», «тяжких дум избыток». Они передают переполненность героя чувствами; при внешнем бездействии в нём кипит сложная, нередко мучительная духовная жизнь. Метафора «свиток воспоминанья» передаёт, как мысли о прошедшем посещают героя; его внутренний взор уходит во всё более отдалённые дни и не может остановиться на чём-то радостном – все воспоминания вызывают горечь, стыд, отвращение к себе.

Метафоры у Пушкина носят особенный характер. Они более свободны: они не есть готовый символ философского или иного значения, они не направляют поэтический рассказ, а, как правило, возникают как бы непроизвольно, очень органично, по ходу поэтического раздумья. Так это, в частности, и в интересующем нас стихотворении «Воспоминание».

Ещё более поэтичным кажется стихотворение Вяземского. В нём использовано огромное количество художественных средств. Как очаровывают нас его эпитеты: «светлая радость», «облачная печаль», «грустный поворот», позволяющие по-другому относиться к своей жизни, пусть даже и имеющей ошибки. На некую уступчивость героя перед своей судьбой указывает оксюморон: «прелесть грустная», «дневной закат». Сколько смысла несут точные сравнения: «как с братом брат», «как боец свой плащ», в них верность, преданность своей жизни, осознание её самоценности. Всё стихотворение Вяземского наполнено метафорами, имеющими широкие и значительные обобщения: лохмотья жизни – перипетии жизни, чернила – горести, отпрыски пера – память жизни. Всё это не самоцель автора, а свидетельство высокого таланта, таланта лирика и философа.

Рассмотрим метрику стихотворений. Стихотворение А. С. Пушкина «Воспоминание» не разбито на четверостишия и состоит из 16 стихов, которые легко делятся на катрены. Стихотворение Вяземского состоит из шести четверостиший, чётко отделённых пробелами. Обращает на себя внимание и тот факт, что пушкинское стихотворение – это одно сложное предложение, начинающееся с придаточного времени и условия. И это не случайно: горестные воспоминания не доставляют удовольствия лирическому герою, и он «выплёскивает» их сразу, на одном дыхании, в едином порыве высказаться. Герой Вяземского наслаждается своими воспоминаниями, поэтому произносит множество предложений – признаний. В обоих стихотворениях использованы сложные синтаксические конструкции, включающие и обособленные члены предложения. На это указывает и большое количество различных знаков препинания (запятая, точка с запятой, тире, двоеточие).

В мелодии стиха, особенно в звучании первой строки, у Пушкина и Вяземского можно легко услышать совершенное сходство. Оба стихотворения написаны ямбом. В первой строке у Вяземского есть спондей (удвоенный ударный слог): «Жизнь наша в старости – изношенный халат». Как Пушкин, так и Вяземский используют перекрёстную рифмовку (авав). У Пушкина каждая вторая и четвёртая строки в четверостишии написаны пятистопным ямбом, а у Вяземского – шестистопным. В обоих стихотворениях одинаково чередуются мужские и женские рифмы.

  Выводы

Вяземский и Пушкин – два гениальных поэта, оставивших золотое наследие русской литературе и мировой культуре. Изучив биографии двух поэтов, ознакомившись с их стихотворениями, я пришла к выводу, что между ними было много схожего. Одинаковыми оказались жизненные трудности, вызванные сложными отношениями с властью, одинаковыми были и проблемы, связанные с изданием их произведений. Оба поэта почувствовали опалу со стороны царя.

 Пётр Андреевич, восхищаясь талантом Пушкина, не раз пенял ему за незаконченность многих его творений. Между тем князь очень дорожил мнением Александра Сергеевича о своём творчестве. Именно ему первому прочёл он написанную им биографию Фонвизина и был счастлив одобрительным отзывом своего друга: «день, проведённый у меня Пушкиным, был для меня праздничным днём».

Анализируемые стихотворения показывают, что их лирические герои по-разному относятся к своему прошлому, по-разному оценивают свой жизненный багаж. Герой Пушкина преисполнен тяжких дум, испытывает угрызения совести, подавлен тоской. Нет света в его жизни, как и не было его в жизни самого Пушкина. Лирический герой есть отражение душевного состояния поэта в конце двадцатых годов. Пушкин долго не мог оправиться от ощущения боли за гибель своих друзей после участия их в восстании на Сенатской площади, тяжким грузом на его плечах лежали и проблемы с царской цензурой, мучило его и недоброжелательное отношение высшего общества, начавшего травлю поэта. Всё это и нашло отражение в стихотворении.

Лирический герой Вяземского – человек, по-иному смотрящий на трудности жизни. Он умеет мудро отнестись к болям и бедам, он ценит жизнь в самой её сути, он трепетно относится к каждому моменту. И это тоже не случайно. Слишком много потерь пережил Вяземский: потери детей, родных и близких, друзей. Во время панихиды по Александру Сергеевичу Вяземский и Жуковский положили в гроб свои перчатки. Затем Пётр Андреевич покинул церковь и разрыдался. Люди, знавшие его, были поражены этим. Пожалуй, это был единственный случай, когда этот часто надменный и холодный человек, всегда скрывавший свои чувства под маской иронии, дал волю слезам. Позже никто и никогда не видел их Вяземский тяжело переживал гибель Александра Сергеевича: «Пушкин был не понят при жизни не только равнодушными к нему людьми, но и его друзьями. Признаюсь и прошу в том прощения у его памяти, я не считал его до такой степени способным ко всему. Сколько было в этой исстрадавшейся душе великодушия, силы, глубокого, скрытого самоотвержения». После гибели Пушкина в стихах Вяземского появляются мотивы одиночества и тоски о прошлом.

В целом, эти стихотворения двух лицейских друзей – две стороны, два разных взгляда на жизнь. Один – резкий, бескомпромиссный – у молодого Пушкина, другой – логичный, мудрый - у зрелого Вяземского. Оба взгляда верны и оправданны.