Поэтический дневник экзистенциалиста

Я начал писать стихи в раннем возрасте, однако, творческий процесс на тех порах носил несколько сумбурный характер. Объясняется это тем, что на тот период времени у меня еще не было собственной философской позиции. Испытав некоторые разочарования, осмысляя свою социальную позицию в обществе, социализируясь, я пришел к выводу, что наиболее адекватной и более полно отображающей мое жизненное кредо, является именно экзистенциалистская философия. Я не хочу свою лирику, как в прокрустово ложе поместить в экзистенциализм, так как я не причисляю себя ни к экзистенциалистам, ни даже к тем, кто усердно и добросовестно пытается приобщиться к этому движению. В том, что пишут философы–экзистенциалисты, есть много такого, что мне очень трудно, а порой и невозможно понять, и с чем я даже не пытался справиться.

Прежде всего, позвольте мне определить экзистенциализм в своих собственных категориях, в категориях «для чего он мне». В нем я вижу, прежде всего, абсолютную приоритетность концепции самоидентичночти и опыта самоидентичности как sin qua non человеческой природы и любой философии или науки, изучающей человеческую природу.

Я выбираю эту концепцию в данном случае как базовую отчасти потому, что понимаю ее лучше чем такие термины, как сущее, экзистенция и онтология, а отчасти потому, что ее применят на практике, если не сейчас, то в ближайшем будущем.

Должен признаться, что я изучал экзистенциализм не только ради него самого, сколько для того, чтобы выяснить, «в чем смысл моей жизни, в чем смысл моего предназначения?», все время пытаясь перевести его на язык известных не категорий, в частности именно стихи, рифмы – вот категории, посредством которых я хочу раскрыть свое творческое и жизненное экзистенциалистическое кредо. Я считаю его (экзистенциализм) не столько абсолютно новым открытием, сколько подчеркиванием, подтверждением, уточнением и переосмыслением тех направлении, которые уже существовали в американской психологии (различные психологии личности, психологии роста, психологии самоактуализации, телесные психологи, некоторые неофрейдистские психологии, юнгианская психология, не говоря уже о психоаналитически ориентированных эго-психологах, о гештальт-терапевтах и о многих, многих других).

По этой и другим причинам чтение философов – экзистенциалистов стало для меня весьма интересным, приятным и поучительным опытом. И я думаю, оно будет таковым для многих других, особенно для тех, которые интересуются теорией личности. Экзистенциализм, как учение, обогатил, расширил, уточнил и укрепил мое представление, которое нуждалось в коренной перестройке. А что же такое экзистенциализм?

Экзистенциализм означает сосредоточение на существующей [existing] личности; он придает особое значение возникновению [emerging] и становлению [becoming] человека. Слово «существование» [existence] происходит от лат. ex-sistere, буквально означающего «проявляться, возникать». Традиционно в западной культуре существование [existence] противопоставляться сущности (essence) – подчеркивается, что последней присущи неизмененные принципы, истина, логические законы и т. д. , которые, как предполагается, превосходят любое конкретное существование. А каким может быть существование?

Наше общество поглотила волна самых низких качеств, присущих человеку. Друг друга стали ценить и уважать за благосостояние, материальное положение, а не за разум, присущий, в действительности, только Людям. Существование окрашивается в мрачные тона, и само собой разумеющимся явлением становится идея смерти, блуждающая в умах людей. Идея смерти характерна экзистенциализму.

На протяжении всей человеческой истории идея смерти остается вечной тайной, которая составляет ядро наших наиболее значительных религиозных и философских систем – например, христианства, в котором высший смысл жизни раскрывается после смерти, или экзистенциализма с его поглощенностью проблемами страха и смерти. Это исходная позиция имеет огромное влияние на все сферы жизни: экономическую, политическую, нравственную и религиозную.

Одним из самых характерных свойств человека, отличающим его от других видов, является способность постичь идею будущего – и неизбежность смерти. В химии и физике «факт» почти всегда определяется событиями, которые ему предшествовали; поведение же человека в настоящем зависит не только от прошлого, но, возможно, даже в большей степени от его направленности на будущие события. Действительно, то чем личность собирается стать, может порой определять то, что она отбирает из своего прошлого. Прошлое – это образ, который изменяется с нашим представлением о себе самом.

Смерть – это то, что случается с каждым из нас. Еще до того, как пробьет ее час, мы ощущаем ее незримое присутствие. Принято считать, что страх смерти – универсальная реакция и что никто от него не свободен. Если мы попытаемся вникнуть в суть, то поймем, что ощущение уникальности и неповторимости каждого из нас обретает свою полноту только тогда, когда мы осознаем, что смертны. И именно в этом столкновении со смертью каждый из нас обнаруживает жажду бессмертия.

Стихотворение о безысходности людей в своем отношении друг к другу и окружающему миру, в том числе и духовному, мысли о смерти и безысходности человеческого существования.

Но все эти конкретные и сами по себе вполне понятные вещи следует рассматривать в свете того факта, что самосознание всегда предполагает возможность конфликта с самим собой, отказа от собственного «я». Трагическая природа человеческой экзистенции обнаруживается в том, что в самосознании всегда присутствует возможность и искушение убить себя. Слова Достоевского и других предшественников экзистенциализма о мучительном бремени свободы были не просто поэтическими гиперболами или следствием чрезмерного употребления алкоголя.

Полагаю, тот факт, что экзистенциальная психотерапия особо подчеркивает трагические аспекты жизни, вовсе не означает, что она пессимистична. Совсем наоборот. Встреча с подлинной трагедией позволяет пережить катарсис, о чем напоминали нам Аристотель и другие мыслители. Трагедия неразрывно связана с достоинствами и величием человека и сопровождает человека в моменты его величайших прозрений, о чем свидетельствует драматическая история Эдипа или Ореста.

Я предлагаю такую рабочую гипотезу: мое «бытие», которое по определению должно обладать единством, чтобы остаться тождественным самому себе, имеет три аспекта, которые можно обозначить как «я», «личность» и «эго». «Я» - это субъективный центр, благодаря которому я осознаю себя совершающим те или иные поступки; «личность» - это тот аспект, в котором меня воспринимают другие – это юнговская «персона», социальные роли Уильямса Джеймса; а «эго» мы можем принять и четкой первоначальной формулировке Фрейда – то есть как особый воспринимающий орган, посредством которого «я» воспринимает окружающий мир и соотносится с ним. При этом человек противопоставляет себя окружающим, и именно в противопоставлении себя толпе находит смысл существования.

Большинство людей перестало обращать внимание на культурные и духовные ценности, на свой моральный облик, в том числе. Когда все это осознаешь, то невольно возникает вопрос – а люди ли они?

У современного человека это вылилось в болезненную тенденцию – ставшую почти патологической в середине двадцатого столетия – считать себя пассивной, безвольной марионеткой, управляемой могущественным и неумолимыми экономическими силами (как это, параллельно с Фрейдом, блестяще продемонстрировал Маркс применительно к социоэкономическому уровню). А в последние годы эта тенденция все чаще выражается в убежденности современного человека в том, что он – беспомощная жертва разрушительных сил науки, сконцентрированных в атомной бомбе, использование которой обычный человек не в силах предотвратить. Главный корень «невроза» современного человека – это потеря им ощущения ответственности за себя, неспособность к волеизъявлению и решению. И это отсутствие воли – не только этическая проблема: современный человек зачастую убежден в том, что, даже если он проявит «волю» и заставит себя принять решение, это все равно ни к чему не приведет.

Именно против подобных тенденций со своей страстью и неистовостью выступили даже философы – экзистенциалисты, как Кьеркегор и Ницше. И именно в свете этой проблемы сломленной воли современного человека становится понятным экзистенциальный смысл шопенгауэровского мира как «воли и представления»,бергсоновского «жизненного порыва» и «воли к вере» Уильямса Джемса.

Протест экзистенциалистов был страстным, порой отчаянным (как у Ницше), а порой величественным и необычайно мужественным (как в социальной оппозиционности Камю и Сартара), даже если многим это казалось неэффективным средством борьбы с надвигающейся лавой конформизма, коллективизма и роботизации человека. Главный лозунг экзистенциалистов гласил: невзирая на всю могущественность сил, жертвой которых становиться человек, он способен влиять на свое отношение к собственной судьбе, и это мне близко.

Капиталисты – борцы за власть. При достижении своей цели образуется тот же порочный круг. Кого бы мы ни избрали – исход всегда останется тем же самым.

« ибо быть человеком не означает быть просто существом, рожденным живущей – умирающей жизнью, брошенным в жизнь и отданным на волю ее штормам, ввергаемым ею то в радость, то в уныние; это означает быть существом, которое смотрит в лицо своей судьбе всего человечества, существом «непоколебимым», избирающим свою позицию и стоящим на собственных ногахТот факт, что нашими жизнями управляют силы жизни, - лишь одна сторона истины; другая состоит в том, что мы определяем эти силы как нашу судьбу. Только вместе они могут целиком охватить проблему психического здоровья и нездоровья. Те, кто подобно Фреду, выковал свою судьбу молотом – произведение искусства, которое он создал средствами языка, достаточное тому свидетельство, - менее того будут оспаривать этот факт».

Жизнь – это битва. В той битве человек борется за свое беззаботное существование, счастливое будущее. И наградой за этот бой всегда будет только смерть.

Маслоу отмечает позитивные стороны экзистенциального подхода, благодаря которому, например, вновь обретают значимость концепции самоидентичности, выбора, ответственности, будущности; этот подход заставляет нас отбросить чрезмерную интеллектуализацию и ненадежные, граничащие с шарлатанством, техники и обратиться к более глубоким методам постижения личности – и прежде всего к новым методам идиографического изучения конкретной неповторимой личности. Я бы осмелился резюмировать точку зрения Маслоу в следующей фразе: Экзистенциализм углубляет понятия, которые являются определяющими для человеческой ситуации. Таким образом, экзистенциализм прокладывает путь (впервые) к психологии человечества. Позвольте объяснить, что я имею в виду.

Существует ряд признаков, характерных для человечества в целом. Человек рожден от отца и матери; обычно он зачат и вскормлен в любви. Он следует определенным биологическим целям; но у него есть и другие цели, которые заставляют его стремиться к самоидентичности, принимать на себя ответственности, пытаться понять смысл жизни. Человеку свойственно влюбляться и заботиться о продолжении рода. Он всегда умирает в одиночестве. На своем пути он переживает страх, желание, страдание и удовольствие. Человек становится счастливым, его жизнь приобретает смысл, только когда человек любит, потому что любовь – начало всех начал.

Луна – олицетворение любви. Но ничто не вечно, и кто-то всегда должен уйти, а кто-то остается страдать и безнадежно надеяться. Любовь – чувство, перед которым никто не в силах устоять. Единственное чувство, которое может поставить любого на колени

Но человек когда-то должен уйти, ибо любой из нас смертен, и то, как мы проживем свою жизнь, зависит от нас.