Истоки и причины самозванчества

Самозванчество никак нельзя назвать чисто русским явлением. Однако, ни в одной другой стране это явление не было столь частым и не играло столь значительной роли во взаимоотношениях общества и государства. Даже если ограничиться подсчётом только лжецарей и лжецаревичей, то всё равно в итоге получится внушительная цифра. В XVII столетии на территории Российского государства действовало около двадцати самозванцев (из них только в Смутное время человек двенадцать). Понятием «самозванство» определяются прежде всего действия конкретного человека, решившего объявить себя царём или Мессией, а также факторы, управляющими поведением самозванца, пока он не получил поддержки в народе. В словаре русского языка С. И. Ожегова «самозванец» - это тот, кто выдаёт себя за другого человека, присвоив его имя и звание с целью обмана.

XVII век - это Смутное время, когда в обществе всё в движении, контуры людей и событий размыты, с невероятной быстротой сменяются правители. В разных частях страны и даже в соседних городах в одно и тоже время признают власть разных государей, люди молниеносно меняют политическую ориентацию. И как, указывает В. Б. Кобрин, в этот период появляются самозванцы, способные сыграть существенную роль в истории страны, которых поддерживают различные социальные слои общества.

В русском самозванчестве много уникального. Сакрализация царской власти в общественном сознании русского средневековья не только не препятствовала его распространению, но и способствовала ему. Уже в титулатуре первого российского самозванца Лжедмитрия I проявляются элементы религиозной легенды о царе – избавителе, царе – искупителе. Не менее примечательна и та огромная роль, которая принадлежит самозванцам Смутного времени в отечественной истории, а также и активная регенерация этого явления в конце XX века и начале XXI века.

Судьбы самозванцев Смутного времени – Лжепетра, Лжедмитрия I, Лжедмитрия II, Лжедмитрия III, казачьих самозванцев, потомственных самозванцев, воскресших царевичей, были несходными, но деятельность и печальный конец у большинства были одинаковы. Расплатой за обман чаще всего становились: казнь или заточение.

Проблема самозванчества в Смутное время начала подниматься историками, начиная с Н. М. Карамзина, его «Истории Государства Российского». В ней он раскрывает причины Смуты, объясняет появление самовазнцев и их деятельность. Современные исследователи этой важной и интересной проблеме уделяют большое значение. Так Л. А. Юзефович в своей работе «Самые знаменитые самозванцы» раскрывает особенности появления самозванцев и их влияние на историю России.

Глубокое исследование Смутного времени и появления самозванцев представляет работа Р. Г. Скрынникова «Смута в России в начале XVII века».

Серьёзную оценку событиям Смутного времени и самозванцам дал С. Ф. Платонов в работе «Очерки истории Смуты в Московском государстве XVI – XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время».

Социально – психологический анализ самозванчества раскрывает О. Усенко в своей работе «Самозванчество на Руси: норма или поталогия?» С. Шокарев в работе «Самозванцы» детально рассматривает причины самозванчества и деятельность самозванцев, особо он выделяет их роль в истории России. Культурно – исторический анализ самозванчества даёт Успенский Б. А. Возможные альтернативы развития России в Смутное время при самозванцах анализирует в своем труде «Смута» В. Б. Кобрин.

Одна из наиболее загадочных явлений страниц в истории самозванчества – его истоки.

Можно указать на несколько явлений как социального, так и внутриполитического характера, подготовивших самозванчество. К. В. Чистов и Б. А. Успенский отметили, что социально-психологический фон широкого распространения самозванчества возник благодаря сакрализации царской власти и популярности утопических и эсхатологических представлений в XVII – XVIII вв. Указывалось и на другие причины этого явления, например на «отречение» Ивана Грозного от трона и провозглашение царём Семёна Бекбулатовича и на последовавшее через двадцать лет воцарение Бориса Годунова, рождённого быть подданным, а не царём.

Л. А. Юзефович допускает возможность того, что Григорий Отрепьев мог знать о судьбе португальского самозванца, выдававшего себя за короля Себастьяна и казнённого в 1603 г.

В России примеры самозванчества до Григория Отрепьева неизвестны, однако можно указать на один примечательный случай из дипломатической практики конца XVI в. , при котором одно лицо выдавалось за другое. Во время осады Нарвы в 1590 г. шведы вступили в переговоры с русской армией, которой командовал боярин Борис Годунов, и запросили «в заклад дворянина доброго», т. е. представителя знатного рода. Годунов приказал взять у шведов «в заклад» ротмистра Иволта Фриду, а в Нарву послать стрелецкого сотника Сульменя Грешнова, «а сказать ево дворянином добрым». Вёл переговоры думный дворянин Игнатий Петрович Татищев – лицо довольно значительное при дворе. Вскоре был произведён ещё один размен заложниками – в обмен на сына нарвского воеводы Карла Индрикова в Нарву был послан псковский дворянин Иван Иванович Татищев, «а сказали ево Игнатью (т. е. И. П. Татищеву) родным братом».

Впрочем, ещё боле серьёзный обман применили ещё раньше и сами шведы. В 1573 г. перед царским гонцом В. Чихачёвым предстал на королевском троне не Юхан III, а королевский советник Х. Флемминг. Сделано это было с тем, чтобы выманить у гонца царскую грамоту; король опасался принять в свои руки очередное «невежливое» послание Ивана Грозного. Конечно, в описанных случаях трудно усмотреть прямые аналогии с самозванчеством Лжедмитрия I, но, как можно видеть, практика обмана, подмены была принята в дипломатии XVI в.

Ещё один источник самозванчества – легенда о потаённом младенце, грядущем на отмщение своим обидчикам, - также проглядывается в определённом хронологическом отдалении от событий Смутного времени. Австрийский посол С. Герберштейн, посещавший Россию в 1514 и 1526 гг. , рассказывая о разводе Василия III с его первой женой Соломонией (Соломонидой) Сабуровой, записал и придворную сплетню, будто Соломония, заточённая в Суздальском Покровском монастыре, родила сына, названного ею Григорием. Великий князь немедля снарядил комиссию для расследования этого слуха, но бывшая великая княгиня не допустила до себя монарших слуг: «она, говорят, ответила им, что они недостойны видеть ребёнка, а когда он облечется в величие своё, то отомстит за обиду матери».

Приведённые примеры расширяют представление о питательной среде – истоках русского самозванчества. Изучая события, предшествующие Смутному времени, можно выделить причины, которые привели к появлению самозванцев.

Пресечение законной московской династии, отсутствие авторитетных правителей.

6 января 1598 года умер царь Фёдор. А 17 февраля Земский собор избрал на царство его шурина – Бориса Годунова. Этот новый правитель не пользовался авторитетом среди дворян и посадских людей, т. к. не имел царского происхождения, да и события в его правление были не на пользу новоиспеченному царю.

Неурожай и голод.

Государство не может помочь голодающим. В 1601 году шли долгие дожди, не давшие убирать хлеб, затем ранние заморозки убили урожай. В следующем году неурожай снова повторился. В стране начался голод. Богатые вельможи и монастырские власти прятали хлеб в своих амбарах. Цена его возросла в сто раз. Борис запрещал продавать хлеб дороже установленного предела, но успеха не добился. Бесплатная раздача хлеба из царских амбаров, на которую решился царь, также решила проблемы. В Москве случаи людоедства. В народе появилась мысль о каре Божией. Поговаривали, что царствование Бориса не благославляется Богом, потому что беззаконно, достигнуто неправдой, хитростью. Стало быть, оно не может закончиться добром. Это - то окончательно уничтожило авторитет и влияние царя.

Закрепощение крестьян. Недовольство крестьян.

В 1601 – 1602 гг. Годунов пошёл даже на временное восстановление Юрьева дня. Правда, он разрешил не выход крестьян, а лишь вывоз. Дворяне, таким образом, спасали свои имения от окончательного разорения и запустения. Разрешение, данное Годуновым, касалось лишь мелких служилых людей, и не распространялось на земли членов Боярской Думы и духовенства. Но этот шаг не прибавил царю популярности в глазах служилых людей. Ни какие усилия Годунова не могли вернуть ему популярности в глазах служилых людей и их доверие. К тому же, привело к противоречию между вотчинниками и помещиками, что раскололо верхушку общества. А это и есть еще одна причина , которая привела к появлению самозванчества.

Вмешательство казаков. Недовольство политикой центральной власти.

Народные волнения охватили большие территории, грозя всеобщим бунтом. Наиболее мощным было восстание под предводительством атамана Хлопка, разразившееся в 1603 году. В нём участвовали в основном казаки и холопы. Царские воеводы сумели разбить Хлопка лишь после того, как Борис обещал свободу всем холопам. Но успокоить страну так и не удалось.

Всё рассмотренные причины и привели к тому, что в России в начале XVII века появляются самозванцы.

Люди Смутного времени. Самозванцы

Лжепётр

Начать рассматривать самозванчество Смутного времени следует, на мой взгляд, не с Лжедмитрия I, а с его первого последователя – Лжепетра. Именно он, в отличие от Лжедмитрия I может считаться подлинным самозванцем, порождённым казачьей средой. Не случайно С. Л. Платонов авантюру Лжедмитрия I рассматривал в контексте событий первого этапа Смуты – боярской Смуты, а с воцарения Василия Шуйского, одним из деятельнейших противников которого стал Лжепётр, вёл отсчёт периода открытой «общественной борьбы».

Из всех самозванцев начала XVII в. Лжепётр является наименее загадочной фигурой. Его истинное происхождение стало известно в октябре 1607 г. после сдачи Тулы, взятия его в плен и допроса.

Самозванец поведал следующее: «Родился-де он в Муроме, а прижил-де его, с матерью с Ульянкою, Иваном звали, Коровин, без венца; а имя ему Илейка; а матери его муж был, Тихонком звали, Юрьев торговый человек. А как Ивана не стало, и его мать Ульянку Иван велел после себя постричь в Муроме, в Воскресенском девичье монастыре, и тое мать его постригли».

Оказавшись почти сиротой, Илья нанялся в услужение к нижегородскому купцу Т. Грозильникову, затем был казаком, стрельцом, холопом у В. Евлангина; наконец, оказался у терских казаков. Зимой 1605 – 1606 гг. около трёхсот казаков атамана Фёдора Болдырина «учали думать». Они роптали на задержку жалования и голодную «нужу», говоря: «Государь (Лжедмитрий I) нас хотел пожаловати, да лихи бояре: переводят жалованье бояре, да не дадут жалования».

Среди казаков возник план провозгласить одного из своих молодых товарищей «царевичем Петром», сыном Фёдора Ивановича, и идти к Москве – искать милости государя. Выбор казаков пал на Илейку Горчакова, или Муромца, потому, что он был в Москве и знаком со столичными обычаями.

Рождённая в казачьем кругу самозванческая легенда весьма примечательна: царевич Пётр был сыном царя Фёдора Ивановича и царицы Ирины Годуновой, которая, опасаясь покушений брата на жизнь сына, подменила новорождённого девочкой, а Петра отдала на воспитание в надёжные руки. Через несколько лет девочка умерла, а царевич странствовал, пока не попал к казакам и не объявил им о своих правах.

Смелому предприятию сопутствовал успех. К казакам, сопровождавшим Лжепетра, присоединились новые отряды, и войско двинулось вверх по Волге. «Царевич» обратился к «дяде», которых призвал его с казаками в Москву. В Свияжске казаки узнали, что Лжедмитрий I убит, и повернули к Дону.

Лжепётр прибыл в Путивль в ноябре 1606 г. Молодой самозванец сильно отличался от своего предшественника. «Детина» (как его именуют официальные источники) не стремился быть похожим на царского сына. В отличие от Лжедмитрия I он был беспощаден к дворянам, попадавшим к нему в плен. В Путивле совершались жестокие казни; самозванец «иных метал з башен, и сажал по колью, и по суставам резал». Были казнены многие бояре и воеводы, попавшие в плен к казакам. Современники утверждали, что самозванец приказывал казнить в день «до семидесяти человек».

В то же время самозванец не стремился к социальным переменам. В его окружении было немало знатных дворян. Подобно Лжедмитрию I и Шуйскому, Лжепётр жаловал своим сторонникам поместья, отобранные у казненных дворян.

Пока Лжепётр вершил суд и расправу в Путивле, мятежная армия во главе с воеводами «царя Дмитрия» Иваном Болотниковым и Истомой Пашковым подступила к Москве. 2 декабря 1606 г. Болотников был разбит под селом Заборьем, отступил в Калугу и сел в осаду. В начале 1607 г. Лжепётр выступил на помощь союзнику и перешёл из Путивля в Тулу. В Калугу был послан отряд казаков во главе с воеводой князем В. Ф. Мосальским, который должен был доставить в осаждённый город продовольствие.

На реке Вырке этот отряд был атакован боярином И. Н. Романовым. Казаки пытались загородиться обозами, отчаянно сопротивлялись, но несли большие потери. Немногие оставшиеся в Живых «под собою бочки с зельем зажгоша и злою смертью помроша».

Другой отряд, посланный Лжепетром в городок Серебряные Пруды, также был разбит – царским воеводой князем А. В. Хилковым.

В мае Лжепётр предпринял вторую попытку оказать помощь осаждённой Калуге. Войско возглавил князь А. А. Телятевский. 3 мая 1607 г. он разбил на реке Пчельне боярина князя Б. П. Татаева, но, опасаясь столкновения с основными силами Шуйского, возвратился в Тулу. Битва на Пчельне оказала деморализующее влияние на царскую армию под Калугой, и Болотников, воспользовавшись этим, предпринял успешную вылазку и перешёл в Тулу.

Ослабленная армия Болотникова влилась в войско Лжепетра. Тула стала центром восстания, против которого и направил основные силы Василий Шуйский. На этот раз царь решил сам возглавить войско и выступил в поход из Москвы 21 мая 1607 г. Навстречу авангарду царской армии Лжепётр послал из Тулы князя А. А. Телятевского и И. Болотникова.

Осада Тулы началась 30 июня. Крепкие стены города и упорство осаждённых успешно противостояли царской армии. Воеводам Лжепетра удалось сделать несколько успешных вылазок. Как и в Путивле, в Туле ежедневно совершались казни пленных дворян. Лжепётр, подобно своему мнимому деду, приказывал травить пленных медведями: «повеле зверем живых на снедение давати». Темниковский мурза И. Барашев, бежавший из тульского плена, описывал в своей челобитной, как его «били кнутом, и медведем травили, и на башню взводили, и в тюрьму сажали, и голод и нужду терпел».

Знаменитое рифмованное «Послание дворянина к дворянину» Ивана Фуникова также красочно повествует о мучениях пленного:

А мне, государь, тульские воры выломали на пытках руки и нарядили, что крюки, да вкинули в тюрьму, а лавка, государь, была уска, и взяла меня великая тоска

А мужики, что ляхи, дважды приводили к плахе, за старые шашни хотели скинуть з башни, а на пытках пытают, а правды не знают: правду-де скажи, а ничего не солжи.

А яз им божился, и с ног свалился, и на бок ложился: не много у меня ржи, не во мне лжи[8]

Ещё большую опасность для Лжепетра представлял человек, принявший имя «царя Дмитрия». В мае 1607г. Лжедмитрий II перешёл русско-польский рубеж, объявился в Стародубе и был признан многими дворянами и горожанами. Уже в июне воевода мятежного Рославля князь Д. В. Мосальский послал в Литву грамоту с призывом идти на службу «царю Дмитрию Ивановичу и царевичу Петру Фёдоровичу».

Войско Лжедмитрия II пополнялось медленно; только в сентябре он смог во главе отрядов польских наёмников, казаков и русских «воров» двинуться на помощь Лжепетру и Болотникову. 8 октября Лжедмитрий II разбил под Козельском царского воеводу князя В. Ф. Мосальского, а 16 взял Белев, но дни мятежной Тулы были уже сочтены.

Через несколько месяцев осады в городе начался голод. Осаждающие запрудили реку Упу, и вода залила остатки съестных припасов. Участник тульской обороны К. Буссов описывает примечательный эпизод последних дней осады: «К князю Петру и Болотникову явился старый монах-чародей и вызвался за сто рублей нырнуть в воду и разрушить плотину, чтобы сошла вода. Когда монаху обещали эти деньги, он тотчас разделся догола и прыгнул в воду, и тут в воде поднялся такой свист и шум, как будто там было множество чертей. Монах не появлялся около часа, так, что все думали, что он отправился к чёрту, однако он вернулся, но лицо и тело его были до такой степени исцарапаны, что места живого не видать было. Когда его спросили, где он так долго пропадал, он ответил: Не удивляйтесь, что я так долго там оставался; у меня дела хватало. Шуйский соорудил эту плотину и запрудил Упу с помощью 12 000 чертей, с ними-то я и боролся, как это видно по моему телу. Половину, то есть 6000 чертей, я склонил на нашу сторону, а другие 6000 слишком сильны для меня, с ними мне не справиться, они крепко держат плотину».

По требованию обессиленных защитников крепости вожди восстания были вынуждены вступить с Шуйским в переговоры о сдаче. Царь обещал сохранить жизнь руководителям тульской обороны, но не сдержал своего слова. И. И. Болотников был сослан в Каргополь, ослеплён и утоплен. О казни Лжепетра сохранились различные свидетельства.

Краткий летописец начала XVII в. свидетельствует, что царь, «пришед к Москве, вора Петрушку велел повесить под Даниловским монастырём по Серьпуховской дороге». Поляк С. Немоевский сообщает, что царь «приказал связанного Петрушка на кляче без шапки везти в Москву; здесь продержавши его несколько недель в тюрьме, вывели на площадь и убили ударом дубины в лоб».

Так закончил свою жизнь Лжепётр - ставленник казачества, которое серьёзно заявило о себе и о своих претензиях на роль в государстве.

Лжедмитрий I

В начале 1604 г. было перехвачено письмо одного иноземца из Нарвы, в котором говорилось, что у казаков находится «чудом спасшийся царевич»

Дмитрий и московскую землю скоро постигнут большие испытания. Даже царский астролог – немец предупреждал Бориса о грозящих ему серьёзных переменах.

Узнав, что в Польше кто – то стал выдавать себя за Дмитрия, Годунов повелел устроить на литовской границе крепкие заставы. И никого не пропускать. Розыск показал, что самозванец, бежавший в 1602г. В Польшу Григорий Отрепьев. Он происходил из Галицких дворян, постригся в монахи и служил при патриархе Иове.

Был ли Лжедмитрий откровенным авантюристом или сам верил в своё царское происхождение? Вряд ли истина когда – нибудь прояснится, но историкам известны некоторые любопытные факты. По словам слуги, сосланный в Антониев - Сийский монастырь Филарет в миру Фёдор Романов) потерял веру в будущее, мыслил лишь о спасении души, да о своей несчастной семье ( жена его Ксения Ивановна Шестова была пострижена в инокини под именем Марфы). Но вот в 1604 г. объявился в Польше царевич Дмитрий, и едва слух о нём дошёл в феврале 1605 г. До Филарета – его настроение резко меняется: это уже не смиренный старец, погружённый в раздумья о бренности жизни, а политический боец, услыхавший боевой клич. Монастырский пристав доносил, что Филарет живёт не по уставу, что часто смеётся, и утверждает, что скоро все увидят, каков он будет.

Слова эти оказались пророческими. Уже через пол года Лжедмитрий своей волей назначает монаха Филарета ростовским митрополитом. Чем это можно объяснить? Оказывается, к биографии самозванца можно добавить ещё один штрих: в прошлом Отрепьев был холопом Романовых и постригся, по - видимому, сразу после их ссылки. Не они ли внушили Отрепьеву веру в царское происхождение? О. В. Ключевский остроумно заметил о Лжедмитрии: «Он был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве».

Оказавшись в Польше, Отрепьев не скупился на обещания. Он тайно перешёл в католичество и даже пообещал Римской церкви в случае своего воцарения ввести в России католичество. Польскому королю Сигизмунду он посулил Чернигово –Северские земли, а богатейшему магнату Мнишеку, дочь которого Марина стала его невестой, - Новгород Великий, Псков и в придачу много денег.

16 июня 1604 г. Лжедмитрий с горсткой поляков и казаков двинулся в Москву. Они выбрали не прямой путь – через Смоленск, а длинный – через Чернигов и Северские земли, где скопилось множество недовольных Годуновым казаков – участников недавнего восстания, поднятого Хлопком.

1 июня 1605 г. под Москву от Лжедмитрия прибыли дворяне Плещеев и Пушкин с «царской» грамотой. Под колокольный перезвон московский люд собрался на Красной площади. Грамоту огласили. В ней говорилось, что Дмитрий всех прощает, ибо москвичи присягали Годуновым по своему незнанию. Были обещаны льготы и милости государя за верную службу. Самозванец отказался войти в столицу, пока не будут устранены Годуновы. В толпе на площади раздались возгласы: «Буди здрав, царь Дмитрий Иванович!». Но нашлись и сомневающиеся: а точно ли на Москву идёт настоящий Дмитрий?

Вызвали боярина Василия Ивановича Шуйского, проводившего официальное расследование причин смерти царевича. Тот, испугавшись, заявил, что Годунов хотел убить царевича, но его спасли, а вместо него погребён был сын попа.

Группа дворян ворвалась в Кремль. Никто не стал защищать Годуновых. Фёдор Борисович встретил заговорщиков в Гранатовой палате на троне. Рядом с ним встали мать и сестра. Разъярённые люди не остановились. Царя стащили с трона и после издевательств отправили под стражу. Все родственники Годуновых были арестованы, а дома их разграблены.

Выбранные московские люди отправились к Дмитрию с повинной грамотой, приглашая его на царство. По возвращении их в Москву царя Фёдора Борисовича и его мать убили, оставив в живых лишь дочь Бориса – Ксению. Ей была уготовлена участь наложницы самозванца.

20 июня 1605 г. в Москву торжественно въехал царь-государь и великий князь Дмитрий Иванович.

Вскоре после приезда Дмитрия в столицу выяснилось, что В. И. Шуйский восстанавливает москвичей против нового царя: не Дмитрий-де он, а Гришка Отрепьев, потому что позволяет иноземцам беспрепятственно ходить в православные церкви, хочет искоренить веру! Дмитрий и в самом деле, не обращал внимание на то, как ведут себя прибывшие с ним поляки. А их поведение в столице вызывало недоумение и раздражение. Этим и хотел воспользоваться Шуйский. Суд приговорил боярина к смерти, но, когда его привезли к плахе на Красную площадь, царский гонец сообщил, что государь помиловал осужденного, заменив смертную казнь опалой и ссылкой в Вятку.

Чтобы убедить москвичей в своём царском происхождении, самозванец вызвал в столицу инокиню Марфу (бывшую царицу Марию Нагую). В подмосковном селе при большом стечении народа её встречал «сын». Когда карета остановилась, он бросился к Марфе, рыдая на виду у всех, а потом пешком шёл подле кареты, оказывая «матери» всяческие почести. Это зрелище (возможно, заранее спланированное) убедило москвичей окончательно: царь настоящий. Во всяком случае, на какое-то время народ успокоился.

Как же объяснить, что Марфа, доподлинно, знавшая о гибели сына в 1591 г. , признала самозванца? Быть может, и она поверила в чудо, но, скорее всего, вдове Ивана Грозного захотелось вновь стать не всеми забытой инокиней, а почитаемой государыней-матерью.

30 июля 1605 г. Дмитрий венчался царским венцом, который возложил на него новый патриарх – Игнатий. Царь не стал марионеткой польского короля, не торопился выполнять обещания, вёл себя независимо. Православие по-прежнему оставалось государственной религией. Царь даже не разрешил строить в России католические храмы. Более того, Дмитрий не только не согласился на требование поляков титуловать себя не царём, а лишь великим князем, но и стал именоваться цесарем – императором.

Лжедмитрий обладал блестящими способностями. Ежедневно присутствуя на заседаниях Боярской думы, он столь быстро решал государственные дела, что тому дивились даже многоопытные дьяки.

Однако в поведении нового царя стали подмечать слишком много такого, что не укладывалось в традиционные представления о русском государе. После обеда Дмитрий не ложился спать, как полагалось, а отправлялся гулять по городу, заглядывал в лавки, мастерские. Даже в дворцовых покоях он двигался так быстро, что степенные бояре нередко теряли царя из виду и вынуждены были разыскивать его. Между тем царю полагалось выступать чинно, неспешно, опираясь на поддерживающих его князей и бояр так, чтобы создавалось впечатление, будто его несут.

И прежние русские государи любили охоту, но не принято было, чтобы монарх при этом рисковал жизнью. Дмитрий же однажды в одиночку, верхом, напал на медведя и убил его. За трапезой он, вопреки обычаю, не осенял себя крестным знамением и не разрешал окроплять себя святой водой. Странными для бояр были и его речи: царь убеждал их, что народу нужно дать образование, а способных людей следует отправлять учиться за границу. Наконец, Дмитрий объявил, что дважды в неделю он будет лично принимать челобитные, давая аудиенцию подданным. Чтобы так вести себя, надо было быть уверенным в своём царском происхождении и не заботиться о производимом впечатлении.

Словом, Дмитрий делал всё, чтобы разрушить традиционный образ царя-полубога, стараясь держаться проще. Ореол святости царской власти исчезал, и за лихостью нового монарха угадывались черты обыкновенного человека.

8 мая 1606г. состоялась свадьба царя Дмитрия с прибывшей из Польши Мариной Мнишек. Старинной была эта свадьба в глазах русских людей. Бояре с немалым трудом уговорили невесту надеть не польский, а московский свадебный наряд. Да и сам Дмитрий, в европейском платье, не скрывал своего иронического отношения к московским обычаям. На третий день свадебного пира он приказал приготовить польское блюдо – варёную и жареную телятину. При этом царь отлично знал, что русские не употребляли телятину в пищу.

Голоса недовольных звучали всё громче: царь – «поганый», редко ходит в церковь, женился на католичке, попустительствует полякам, ест «нечистую» пищу! Так накапливался горючий материал, готовый вспыхнуть в любую минуту. Оставались у царя сторонники в основном среди казаков.

Во главе заговора встал вернувшийся из ссылки В. И. Шуйский. Царю вскоре донесли, что в Москве – «измена». Однако Дмитрий не поверил этому и даже заявил, что не терпит доносчиков и будет карать их.

17 мая 1606г. , на рассвете, В. И Шуйский приказал отворить тюрьмы, выпустить всех преступников и раздать им оружие. С восходом солнца во многих церквах зазвонили набатные колокола. Толпы москвичей, услыхав от заговорщиков, что поляки собираются извести царя и бояр, бросились ловить и убивать съехавшихся в Москву на царскую свадьбу польских шляхтичей. Тем временем сторонники Шуйского проникли во дворец. Дмитрий попытался бежать, но, выпрыгивая из окна, сломал ногу. Заговорщики схватили его, сорвали с него царский кафтан, злорадно потешаясь: «Каково царь всея Руси, самодержавец! Вот так самодержавец!» Самозванца застрелили, а тело его, обвязанное верёвкой, потащили по земле из Кремля через Спасские ворота. У Вознесенского монастыря вызвали царицу-инокиню Марфу и спросили: «Твой ли это сын?» Марфа, разумеется, отреклась от того, кого ещё недавно «признала». Тело несчастного самозванца два дня валялось непогребённым, и каждый, (а таких нашлось немало!) мог надругаться над ним.

Тот, кому ещё недавно поклонялись, теперь лежал в пыли, поверженный и униженный. Расшатывались вековые устои сознания русских людей: царская власть уже не внушала прежнего трепета. С крушением привычного порядка в людские души вползала смута

Лжедмитрий был новым по духу человеком на вершине власти. Он стремился приучить русских людей к свободе и веротерпимости, объявив войну старой житейской обрядности.

Как политик Лжедмитрий отличался смелостью и решительностью. Но в основе его действий лежал авантюризм. В это понятие у нас обычно вкладывается только отрицательный смысл. А может, и зря? Ведь авантюрист – человек, который ставит перед собой цели, превышающие те средства, которыми он располагает для их достижения. Без доли авантюризма нельзя достичь успеха в политике. Просто того авантюриста, который добился успеха, мы обычно называем выдающимся политиком. Он постоянно балансировал между разными силами. Польский король так и не дождался обещанных ему земель. Католическое духовенство было обмануто в своих надеждах на утверждение католицизма в России. Массовая раздача земель и денег русским дворянам тяжёлым бременем ложилась на казну и заставляла одалживаться у монастырей. Между тем православная церковь с недоверием относилась к царю, утвердившемуся на троне при польской поддержке и явно предпочитавшему западные обычаи. Крестьяне рассчитывали на возврат Юрьева дня, но оправдать их надежды означало бы для царя поссориться с дворянством. Поэтому Лжедмитрий ограничился разрешением оставаться на новых местах тем крестьянам, которые ушли от своих господ в голодные годы. В остальном он подтвердил крепостное право. Однако это не спасло его репутацию в глазах служилых людей, недовольных своеволием поляков и казаков.

Царю Дмитрию не на кого оказалось опереться ни внутри страны, ни за её пределами. Поэтому он и был так легко свергнут.

Лжедмитрий II, или Тушинский Вор

30 апреля – 1 мая 1608 г. воины Лжедмитрия II разгромили под Белевом царского брата, князя Дмитрия Шуйского. В июне Лжедмитрий II появился под Москвой и обосновался станом в селе Тушине. По названию своей резиденции Лжедмитрий II получил закрепившееся за ним имя Тушинского Вора.

Происхождение Тушинского Вора окутано легендой. Новый летописец замечает: «Все же те воры, которые называлися царским коренем, знаеми от многих людей, кой откуда взяся. Тово же Вора Тушинского, которой назвался в Ростригино имя, отнюдь никто ж не знавшее; неведомо откуда взяся. Многие убо, узнаваху, что он был не от служиваго корени; чаяху попова сына иль церковного дьячка, потому что круг весь церковный знал».

Среди современников бытовали несколько версий относительно происхождения самозванца. Воевода Лжедмитрий II князь Д. Мосальвкий-Горбатый «сказал с пытки», что самозванец «с Москвы, с Арбату, из Законюшев, попов сын Митька». Другой бывший сторонник Лжедмитрия II, сын боярский А. Цыплятев, в расспросе перед тотемскими воеводами говорил, что «царевича Дмитрея называют литвином, Ондрея Курбского сыном». Московский летописец и келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын называют самозванца выходцем из стародубской семьи детей бмоярских Верёвкиных.

Наиболее полные сведения о происхождении Лжедмитрия II удалось добыть иезуитам. Согласно их расследованию, имя убитого царевича принял крещёный еврей Богданко. Он был учителем в Шклове, затем перебрался в Могилев, где прислуживал попу, «а имел на себе одеянье плохое, кожух плохий, шлык баряный (баранью шапку), в лете в том ходил».

За проступки Шкловскому учителю грозила тюрьма. В этот момент его заприметил участник московского похода поляк М. Меховский. Вероятнее всего, М. Меховский оказался в Белоруссии не случайно. По заданию Болотникова, Шаховского и Лжепетра он разыскивал подходящего человека на роль воскресшего «царя Дмитрия». Оборванный учитель показался ему похожим на Лжедмитрия I. Но бродяга испугался сделанного ему предложения и бежал в Пропойск, где был пойман. Оказавшись перед выбором – наказание или роль московского царя, он согласился на последнее.

Новый Лжедмитрий был похож на своего предшественника только фигурой. Лжедмитрий I «был действительным руководителем поднятого им движения. Вор же (Лжедмитрий II) вышел на своё дело из Пропойской тюрьмы, объявил себя царём на Стародубской площади под страхом побоев и пытки. Не он руководил толпами своих сторонников и подданных, а, напротив, они его влекли за собою в стихийном брожении, мотивом которого был не интерес претендента, а собственные интересы его отрядов».

Версия о том, что Лжедмитрий II был подготовлен эмиссарами вождей московского восстания, вполне согласуется с его действиями. Лжедмитрий II, как ранее Болотников и Лжепётр, активно призывал на свою сторону боевых холопов, обещая им дворянские поместья. Разгром королевским гетманом Жолкевским Рокоша Зебжидовского привлёк на сторону Лжедмитрия II большое число польских наёмников.

Тушинский лагерь представлял собой собрание различных народностей (русские, поляки, донские, запорожские и волжские казаки, татары), объединённых под знаменем нового самозванца ненавистью к Шуйскому и стремлением к наживе.

Подступив к столице, самозванец попытался с ходу взять Москву, но натолкнулся на упорное сопротивление царского войска. Тогда воеводы Лжедмитрия II решили блокировать столицу, перекрыв все дороги, по которым шло снабжение города и сношение Москвы с окраинами. С этого времени тушинцы предпринимали регулярные походы на север и северо-восток, в Замосковные города, стремясь отрезать Василия Шуйского от районов, традиционно его поддерживавших,– от Поморья, Вологды, Устюга, Перми и Сибири.

Весной 1608 г. главнокомандующий войсками самозванца Рожинский захватил всю полноту власти в Тушинском стане, и влияние поляков на органы управления территорией, подвластной Лжедмитрию II, ещё больше возросло. Самозванец начал назначать поляков воеводами в подвластные ему города; обычно назначались два воеводы – русский и иноземец.

Перелом в отношениях Тушинского лагеря с районами Замосковья и Поморья произошёл после появления в войске самозванца солдат Яна Сапеги. Между Рожинским и Сапегой был произведён раздел сфер влияния. Рожинский остался в Тушинском лагере и контролировал южные и западные земли, а Сапега стал лагерем под Троице-Сергиевым монастырём и принялся распространять власть самозванца в Замосковье, Поморье и Новгородской земле.

На Севере тушинцы действовали иначе, чем на Западе и Юге; они беззастенчиво грабили население; польские и литовские полки и роты разделили дворцовые волости и сёла на приставства и начали самостоятельно собирать налоги и кормы. Наёмники сформировали структуры власти, главной задачей которых стал грабёж населения.

Сохранились многочисленные челобитные Лжедмитрию II и Яну Сапеге крестьян, посадских, землевладельцев с жалобами на бесчинство иноземного войска. «Приезжают к нам ратные люди литовские, и татары, и русские люди, бьют нас, и мучат, и животы грабят. Пожалуй нас, сирот твоих, вели нам дать приставов!» - отчаянно взывали крестьяне. Бесчинства тушинцев стали причиной широкого восстания земщины в покорённых городах Северо-востока, начавшегося в конце 1608 г.

Тем временем Лжедмитрий II всё более и более превращался в марионетку в руках польских наёмников. Крах Тушинского лагеря был вызван несколькими факторами. Следует упомянуть, во-первых, восстание в Замосковных городах, поддержку которых сумел использовать воевода Шуйского – молодой и талантливый полководец князь М. В. Скопин-Шуйский, двинувшийся со шведским вспомогательным войском на выручку Москве из Новгорода; Во-вторых, - начало открытой интервенции короля Сигизмунда III.

В сентябре 1609 г. король Сигизмунд III осадил Смоленск. Среди русских и польских сторонников Тушинского Вора началось брожение. Образовалась значительная партия, вступавшая за приглашение на русский престол польского королевича Владислава, а то и самого Сигизмунда III. В свою очередь, Сигизмунд III призывал тушинцев идти служить к нему под Смоленск. Рожинский, и ранее не оказавший самозванцу должного почтения, начал открыто угрожать лжецарю расправой. Тогда Лжедмитрий II решился на побег. Спрятавшись под дранкой в телеге, самозванец покинул Тушино и бежал в Калугу.

В калужский период своей авантюры Лжедмитрий II начал наконец играть самостоятельную роль. Убедившись в вероломстве польских наёмников, самозванец взывал уже к русским людям, пугая их стремлением короля захватить Россию и установить католичество. Этот призыв нашёл отклик среди многих.

Калужане с радостью приняли самозванца. Тушинский стан распался. Часть сторонников Вора ушли к королю, другие переместились за самозванцем в Калугу. Бежала к своему мнимому супругу и Марина Мнишек. Движение Лжедмитрия начало принимать национальный характер; видимо не случайно многие ярые сторонники Лжедмитрия II стали впоследствии активными деятелями Первого и Второго ополчений.

В то же время, Лжедмитрий II не верил в собственные силы и, не слишком надеясь на поддержку казаков и русских людей, искал помощи у Я. Сапеги, окружил себя охраной из немцев и татар. В калужском лагере самозванца царила атмосфера жестокости и подозрительности. По ложному навету Лжедмитрий II приказал казнить своего верного сторонника шотландца А. Вандтмана (Скотницкого), бывшего калужским воеводой у Болотникова, и обрушил свой гнев на всех немцев. Установившиеся в Калуге порядки, близкие к опричным, послужили причиной гибели самозванца.

Боярская дума, опасаясь «холопей» и казаков Лжедмитрия II, поспешила заключить с гетманом Жолкевским договор о призвании на русский престол королевича Владислава. Многие дворяне, бывшие в Калужском лагере, покинули самозванца и отправились на службу к «Владиславу Жигимонтовичу» в Москву. Но вместе с тем росло количество сторонников самозванца среди московских низов, холопов и казаков.

В августе Лжедмитрий II подступил к Москве и обосновался станом в селе Коломенском. Реальная угроза со стороны самозванца побудила Боярскую думу к более тесному союзу с Жолкевским; бояре разрешили гетману пройти через Москву – для того, чтобы отразить Вора. Лжедмитрий II бежал из-под Москвы в Калугу. Наступил конец истории Лжедмитрия II.

Осенью 1610 г. из королевского лагеря под Смоленском в Калугу прибыл касимовский хан Ураз-Мухаммед. Касимов был верной опорой Болотникова, а затем и Лжедмитрия II; поэтому самозванец принял хана с почётом. Однако, получив донос, что хан хочет изменить ему, Лжедмитрий II заманил его на охоту и приказал убить. По сообщению эпитафии Ураз-Мухаммеда, это произошло 22 ноября.

Но и самозванец ненадолго пережил касимовского хана. Начальник охраны Лжедмитрия II, ногайский князь Пётр Урусов, решил отомстить самозванцу за смерть хана. У Урусова была и другая причина для мести – Лжедмитрий II приказал казнить своего верного сторонника, окольничего И. И. Годунова, приходившегося свойственником ногайскому князю.

11 декабря 1610 г. Лжедмитрий II выехал на санях на прогулку. Когда самозванец удалился за версту от города, князь Пётр Урусов подъехал к его саням и выстрелил в него из ружья, а затем отсёк саблей голову. Совершив убийство самозванца, татары, составлявшие его охрану, ускакали в Крым. Весть о смерти Вора в Калугу принёс шут самозванца, Пётр Кошелев. Калужане похоронили тело убитого в Троицкой церкви.

«Тушинский вор», Лжедмитрий II, унаследовавший от своего прототипа только авантюризм, но не таланты. Стал жалкой пародией на своего предшественника. Был и впрямь игрушкой в руках представителей короля Польши, ничего нового в развитие страны и её народа не привнёс.

Лжедмитрий III, или Псковский Вор

Сын Марины Мнишек и Лжедмитрия II, Иван, получивший в Москве прозвище Ворёнка, был слишком мал, чтобы стать вождём движения. В среде казаков и чёрных людей, не преследовавших цели восстановления правопорядка, продолжалось брожение. Призраку было суждено воскреснуть в третий раз – прежде чем с легендой о «царе Дмитрии» было покончено.

Через три месяца после гибели Лжедмитрия II в Ивангороде появился человек, который принял имя убитого, в очередной раз повторив легенду о своём чудесном спасении. Самозванец (по одним известиям Сидорка, по другим – дьякон Матюшка из Заяузья) получил признание не сразу.

Первыми пришли к нему казаки, находившиеся в Пскове. Псков, начиная с 1608 года был верной опорой Тушинского Вора. Особое значение Пскова среди земель, подвластных Лжедмитрию II, определялось тем, что в древнем северном городе чеканились монеты самозванца, обладавшие – в отличие от других русских монет – повышенным весом. Согласно предположениям нумизматов, повышение веса монет Лжедмитрия II может быть связано либо со стремлением самозванца снискать себе популярность, либо с тем, что чеканка опиралась на монетную стопу польской системы, обладавшую большим весом, чем московская.

После смерти Лжедмитрия II Псков принял сторону Первого ополчения, и весной 1611 г. псковичи просили у воевод ополчения помощи против нового самозванца, наступавшего со стороны Ивангорода.

После распада Первого ополчения центром освободительного движения стал Нижний Новгород. Князь Д. М. Пожарский с товарищами рассылал по городам грамоты, в которых заявлял, что не желает на государство ни короля, ни Маринки с сыном, ни того вора, что стоит под Псковом. Пока Пожарский создавал новое ополчение и шёл из Нижнего к Москве, Лжедмитрий III сумел, однако, добиться успеха и 4 декабря 1612 г. вступил во Псков.

Победа нового самозванца произвели немалое впечатление на казаков, стоявших под Москвой в таборах, оставшихся от Первого ополчения. Казаки отправили во Псков послов – стрелецкого голову Казарина Бегичева и Нехорошка Лопухина. К тому же времени (начало 1612 г. ) относится известие, что в Астрахани, у князя Петра Урусова, убийцы Лжедмитрия II, объявился ещё один претендент на имя царя Дмитрия, т. е. Лжедмитрий IV, о котором, впрочем, более ничего не известно.

Казачьи посланцы поддержали авантюру псковского самозванца. Казарин Бегичев, «не пожале своей души и старости и, увидев вора, воскричал велим гласом, что истинной государь наш, колужской». Ярый сторонник Тушинского Вора Иван Глазун Плещеев убедил остатки Первого ополчения принести присягу Лжедмитрию III, что и произошло 2 марта 1612 г.

Присягу Лжедмитрию III принесли южные и северские города, ранее поддерживавшие калужского самозванца, а также Алатырь и Арзамас, но большинство замосковных городов отказались признать Вора.

Торжество Лжедмитрия III не было, однако, его личной заслугой. Дальнейшие события свидетельствуют, что самозванец практически не играл никакой самостоятельной роли. Его власть над Псковом была эфемерной, несмотря на то, что Лжедмитрия III признали псковские воеводы Хованский и Вельяминов, получившие от самозванца боярские чины. В апреле 1612 г. в Подмосковном стане возникли колебания; И. Плещеев отправился в Псков опознавать самозванца. Посланец отказался признать Лжедмитрия III государем, и тот попытался бежать вместе с воеводой князем И. Хованским, но 20 мая был схвачен за городом и арестован; 1 июля его повезли в Москву.

Самозванец был посажен в клетку и выставлен на всеобщее обозрение, всякий мог обругать его и плюнуть ему в лицо. О дальнейшей судьбе Лжедмитрия III известно немногое – по-видимому, вскоре после воцарения Михаила Романова он был казнён таким же образом, как и большинство других самозванцев, – повешен.

Казачьи самозванцы

«Казакам понравились самозванцы». В Астрахани появились «царевич Август, князь Иван» - «сын» Ивана Грозного, а также царевичи Лаврентий, Петр, Фёдор, Клеметий, Савелий, Симеон, Василий, Ерошка, Гаврилка, Мартынка – «сыновья» Фёдора Ивановича. Большинство этих самозванцев разбойничали на Юге, не играя никакой роли в событиях разворачивавшихся в центре России. Иные вместе со своими казаками добирались до двора мнимого родственника.

Зимой 1608 г. под Брянск к Лжедмитрию II прибыли донские казаки с «царевичем» Фёдором Фёдоровичем, «сыном» царя Фёдора. Лжедмитрий II пожаловал казаков, а своего «племянника» приказал повесить. Когда Лжедмитрий II стоял в Тушине, на Нижней Волге объявились «царевичи» Август, Лавр (Лаврентий) и Осиновик – «сын» царевича Ивана Ивановича. Самозванцы разобрались с самым слабым из своих товарищей – Осиновиком – и повесили его, а сами прибыли с отрядами в Тушино. Лжедмитрий II, хотя и не сразу, но также повелел повесить своих «родственников» на Московской дороге.

Самозванчество, принявшее столь широкий размах в казачьих юртах, скорее всего, служило прикрытием самого обыкновенного разбоя. Вместе с тем нельзя не отметить определённую уникальность ситуации – такого количества самозванцев среда казачества не порождала никогда, кроме Смутного времени.

Несомненно, изучение эпидемии самозванчества среди казачества в Смутное время даст возможность сделать важные выводы в области социальной психологии, однако реальное влияние подобных лжецарей и лжецаревичей на события было не значительно.

Сами творцы подобных самозванцев, казаки и чёрные люди, прекрасно сознавали свою решающую роль в созидании претендентов на власть. В апреле 1625 г. Ряжский ямщик К. Антонов, вспоминая события Смутного времени, говорил в кабаке: «От тех-де была царей которых выбирывали в междоусобную брань меж себя наша братия мужики, земля пуста стала».

Потомственный самозванец

Многие современники Смуты видели причину грозных потрясений своего времени в злодейском убийстве царевича Дмитрия. Однако мимо их внимания прошло то, что Смутное время, начавшееся с убийства одного ребенка, завершилось казнью другого – Ивана, «царевича Ивана Дмитриевича», сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек, получившего прозвание Ворёнка.

Сын самозванца родился через несколько дней после его смерти и был признан сторонниками Лжедмитрия II «благоверным царевичем». Над жизнью несчастного ребёнка тяготело его происхождение – сын мнимого царя был обречён разделить судьбу самозванческого движения. Самим своим существованием он представлял потенциальную династическую опасность, которая усиливалась тем, что вскоре малолетний претендент обрёл сторонников среди казаков и части бывших тушинцев.

Приверженцы «легитимной власти» (королевича Владислава, Земского собора, Романовых) были суровы к малолетнему самозванцу. Авраамий Палицын писал, что после смерти Лжедмитрия II «остася сука (Марина Мнишек) со единым щенятем. К ней же припряжеся законом сатанинским поляк Иван Заруцкий, показуяся, яко служа ей и тому выблядку». Летом 1611 г. патриарх Гермоген призывал служилых людей и казаков, чтобы они «стояли крепко в вере» и заявлял: «Отнють на царство проклятого Маринкина паньина сынане благословляю».

Первоначально Калужский лагерь признал права Ворёнка, но вскоре былые сторонники Лжедмитрия II присягнули королевичу Владиславу. Марина Мнишек с сыном перебралась в Коломну.

Имя «царевича» Ивана Дмитриевича вновь оказалось на слуху летом 1611 г. Казачьи отряды в Первом ополчении возглавлял атаман Иван Мартынович Заруцкий – один из выдающихся деятелей Смуты.

После распада Тушинского лагеря он ушёл в Калугу, а затем присоединился к Первому ополчению. Именно во время стояния под Москвой Первого ополчения, по свидетельству «Нового летописца», у Заруцкого с казаками и некоторыми боярами и дворянами появилась «лукавая мысль» посадить Ворёнка на царство. Вскоре после этого интриги Зруцкого стали причиной убийств одного из руководителей Первого ополчения, П. П. Ляпунова.

Глава Второго ополчения, князь Д. М. Пожарский, призывал не признавать Ворёнка. Заруцкий пытался противостоять движению ополчения к Москве и послал в Ярославль казаков убить Пожарского, но этот замысел не удался. Тогда, 28 июля 1612 г. , И. М. Заруцкий увёл из подмосковных таборов своих сторонников-казаков (числом до двух с половиной тысяч).

В начале 1612 г. арзамасские стрельцы хотели целовать крест Ивану Ворёнку, а его сторонники убивали, пытали и вешали дворян и детей боярских. Осенью 1612 г. неожиданно для земских воевод, власть Ворёнка признали большинство городов Рязанской земли – Михайлов, Пронск, Ряжск, Донков, Епифань.

Ночью 12 мая 1614 г. Заруцкий и Мариной, Иваном Ворёнком и казачьим отрядом вырвался из Астрахани. Стрелецкий голова В. Хохлов нанёс ему поражение, но атаман с царицей и её сыном спаслись и бежали к Яику. 24 июня они были окружены войском стрелецких голов Пальчикова и Онучина в Медвежьем Остроге – и выданы казаками.

Опасаясь присутствия пленников в Астрахани, Одоевский немедленно отправил их в Москву. Их везли раздельно; атамана сопровождали 230 стрельцов, Марину с сыном – 600. В случае нападения «воровских людей» охране было наказано убить пленников. В Москве атамана Заруцкого предали мучительной казни – посадили на кол; несчастного «царевича» Ивана повесили, а Марина была заточена в тюрьме. По русским известиям, она умерла с горя, согласно польским – была задушена.

Воскресшие царевичи

В 1643 г. московскому правительству стало известно, что в Польше проживает человек, называющий себя «царевичем Иваном Дмитриевичем», в доказательство чего он демонстрирует родимое пятно в виде двуглавого орла на спине между лопатками. Расследование выявило, что новый самозванец – Ян, сын польского шляхтича Лубы, участника московского похода Жолкевского. Отец, бывший вдовцом, взял мальчика с собой в поход, но в одном из сражений был убит. Товарищ Лубы, шляхтич Белинский, стал воспитателем Яна и в Польше начал выдавать его за сына Марины Мнишек, которого якобы успели спасти и подменить другим ребёнком, впоследствии повешенным в Москве.

Когда мальчик вырос, Белинский объявил о чудесном спасении «царевича» панам-раде и королю. Появление самозванца совпадало с планами польского правительства. Самозванец, до этого, вероятно, искренне уверенный в своём происхождении, обратился с расспросами к Белинскому, и тот был вынужден раскрыть воспитаннику правду о его родителях.

Между тем правительство царя Михаила требовало выдачи и казни самозванца. К этому времени польский король уже не настаивал на царственном происхождение Яна Лубы. Наконец русские дипломаты обещали не причинять Лубе вреда, если тот появится в Москве в составе посольской свиты.

Однако, когда неудачливый самозванец в ноябре 1644 г. прибыл в Москву, бояре заявили послу Г. Стемковскому, чтобы тот выдал Лубу, а государь велит «учинить с ним по своему государскому рассмотрению».

На счастье Лубы как раз тяжело заболел и вскоре скончался царь Михаил Фёдорович. Новый государь, Алексей Михайлович, заявил послам, что ради дружбы и мира с польским королём отпускает самозванца на родину целым и невредимым, взяв с поляков обещание, что они будут содержать его под караулом, дабы Луба не смог бежать к казакам.

Поляки не собирались исполнять это требование. Луба не только не был заключён под стражу, но и назначен на высокую для рядового шляхтича должность войскового писаря. В Польше Я. Луба, на радостях от своего чудесного избавления, распустил язык и говорил, что царь и бояре признали его истинным царевичем. Москву это возмутило; царь вновь потребовал выдачи «вора», но вскоре началось восстание на Украине, и новые дипломатические задачи отодвинули на задний план вопрос о самозванце. В круговороте тех событий нашёл свою смерть войсковой писарь Ян Луба – он погиб под Пилявцами в битве между войсками Хмельницкого и князя Острожского.

Другой «сын царя Дмитрия», также Иван, объявился в 1646 г. в Крыму. Его происхождение довольно скоро удалось установить московским послам Телепневу и Кузовлеву. Самозванец оказался казачьим сыном Иваном Вергуненком. Как и Луба, он указывал на царские знаки – типичный элемент самозванческих легенд: родимое пятно в виде звезды и полумесяца у себя на спине.

Вергунок в молодости казаковал в степях, попал в плен к татарам и был продан в рабство в Кафу. Поведав о своём «высоком» происхождении хозяину, самозванец был освобождён от работы и получил некоторые поблажки.

Позднее Вергунёнок был доставлен в Стамбул и поселён во дворце, но начал пить и драться с приставленными к нему людьми, был посажен под караул и удалён в предместье турецкой столицы. Дальнейшая судьба последнего из многочисленных самозванцев, связывавших своё происхождение с именем царевича Дмитрия Углицкого, неизвестна.

Таким образом, все эти «воскресшие царевичи» стали имели схожую судьбу, о них забывали как только интересы тех, кто их создавал и поддерживал переходили в иное русло: Польша как только началось восстание на Украине, Турция, когда «царевич» начал вести себя не подобающим для монарха образом. Да и на события в стране они не имели серьезного влияния.

В русском самозванчестве Смутного времени много уникального. Все рассмотренные нами самозванцы – порождение Смуты в государстве. Причины его появления обусловлены нестабильностью и напряжённостью экономического и политического развития страны, противоречиями, рождающимися в обществе между различными социальными слоями и властью.

Священность царской власти в общественном сознании русского средневековья не только не препятствовала этому явлению, но и способствовала ему. Народ поддерживал самозванцев главным образом потому, что те обещали им освобождение от зависимости от феодалов и сытую жизнь.

Именно в Смутное время появилось такое количество самозванцев. Этому способствовали, во-первых, определённый уровень развития феодальных отношений и государства, во-вторых, династический кризис, сотрясавший царский трон нарушением традиционного престолонаследия и обогащавший историю самозванчества новыми именами и событиями. В-третьих, история самозванчества представляет собой цепь конкретных воплощений народных утопических легенд о «возвращающихся царях – избавителях.

Самозванцы и их поступки в большей степени соответствовали народным ожиданиям. Но «праведным» в глазах народа выглядел тот монарх, который был, во-первых, «благочестивым», во-вторых, справедливым, в-третьих, законным. Все рассмотренные нами самозванцы могли предложить и представить все эти качества народу. Они и те, кто за ними стоял, верили в своё особое предназначение. Но получая поддержку народа, они не всегда могли её использовать полностью. Так Лжедмитрий I не пошёл на освобождение крестьян от феодальной зависимости, так как не хотел конфликта с дворянством и боярством. Другие самозванцы только обещали, но ничего реально сделать не могли. Ведь Лжецаревичи были в основном марионетками Польши. На политической арене впервые заявило о своей роли казачество, выдвигая своих «царевичей». Казачьи «царевичи» не хотели наведения в стране порядка в виде крепкой законной власти. Ведь казаки - это беглые крепостные и им нужна свобода, чтобы грабить, заниматься разбоем. Поэтому и обещая, хорошую жизнь крестьянам, они ничего не могли им дать. Так как без сильной и законной власти этого сделать было нельзя. Таким образом, реально изменить своё развитие Россия могла только при Лжедмитрии I, но этого не случилось в силу объективных причин.

Всех самозванцев объединяет один, но очень важный факт: они претендовали на более высокое социальное и властное положение. Да и расплата за обман была для всех «лжецарей» одна – казнь или заточение.